Теракты против российских, западноевропейских и арабских граждан диктуют необходимость создания широкой коалиции по борьбе с группировкой «ИГ» и ей подобными. Однако она вряд ли будет создана.

Борьба с терроризмом стала одной из излюбленных тем выступлений для политиков всех мастей. Некоторые даже говорят о некоей третьей мировой войне, о конфликте средневекового варварства и идеологии неразвития (которые воплощает в себе ИГ) против цивилизованного мира. Ну и логично, что в этой ситуации весь цивилизованный мир должен объединиться в борьбе с этой угрозой. За такое объединение выступают лидеры Франции, Германии, Соединенных Штатов. Однако весь вопрос в том, с кем объединятся и против кого.

На первый взгляд, очевидно с кем - с Владимиром Путиным, чьи действия в Сирии сделали его чуть ли не самым раскрученным борцом с терроризмом в мире. Коалиция, в которой участвует Москва (Россия, Иран, Сирия, Ирак, а также иракские ополчения и «Хезболла») действительно занимается ликвидацией этой угрозы, перемалывая исламистов и террористов в Леванте. И она совсем не прочь сотрудничать в этом благородном деле и с другими государствами, в том числе и через создание большой коалиции. «В случае, если не будут приняты срочные и эффективные меры, в том числе военного характера, хаос на Ближнем Востоке и в Северной Африке грозит захлестнуть волной насилия и террора соседние государства и регионы мира», - справедливо говорится в заявлении Госдумы.

Безусловно, эта коалиция нужна России не столько для дополнительных ракет и самолетов (хотя они лишними и не будут), сколько для ведения войны с террором другими, невоенными способами. При помощи союзников можно было бы создать единую базу данных террористов, единый список физических и юридических лиц, в отношении которых за сотрудничество с ИГ ввели бы санкции. А также предпринять серьезные действия для ликвидации каналов финансирования боевиков. Да, в Кремле делают определенные шаги в этом направлении, однако они ограничены отсутствием инструментов глобального контроля. В то же время у американского Минфина и европейских финансовых регуляторов в разы больше возможностей по контролю за мировыми денежными потоками, чем у российских властей. Например, отслеживать исламские благотворительные фонды, финансирующие боевиков, блокировать их счета и даже арестовывать финансистов.

В свою очередь, Россия тоже могла быть ценным союзником для Запада. В отличие от европейских стран, она готова реально воевать на месте - по количеству боевых вылетов в сутки российские ВКС в разы превосходят всех своих визави из американской коалиции вместе взятых. А в отличие от ближневосточных потенциальных партнеров коллективного Запада, она не пойдет на сепаратное соглашение с террористами и не будет одной рукой с ними бороться, а другой подкармливать. Москва как и другие члены «российской» коалиции рассматривают исламистов как экзистенциальных врагов, с которыми нельзя договориться, а можно лишь уничтожить.

Однако несмотря на взаимный интерес, коалиции, скорее всего, не будет. Во-первых, потому, что партнерам придется изменить свое видение Москвы в глобальной картине мира. «Западу следует обращаться с Россией как с партнером, партнером трудным, но необходимым», - заявил бывший глава французского МИД Юбер Ведрин, но с ним согласны далеко не все европейские ВИПы. Ведь в случае признания России европейским партнерам придется признавать ее право на сферу влияния, а также признавать свое поражение в российско-европейском противостоянии по Украине (которое во многом идет как раз за статус).

Во-вторых, у Москвы и Запада есть противоречия в вопросе о том, против кого бороться. Так, Франсуа Олланд объявил о готовности создавать большую международную коалицию по борьбе с ИГ. Аналогичное заявление сделал и премьер-министр Италии Маттео Ренци. Однако Кремль не хочет бороться исключительно против ИГ - по мнению Москвы, целями глобальной антитеррористической коалиции должны быть все террористы, а не только лишь «плохие террористы». Россия не хочет, чтобы создание коалиции помешало ей наносить ракетно-бомбовые удары по окопавшимся на севере Сирии боевикам. Без ликвидации тамошних группировок или принуждения их сложить оружие и без того непростое наступление асадовских войск на позиции ИГ (то есть в восточные области Сирии) будет еще более непростым. Наконец, в-третьих Москва требует, чтобы действия коалиции не ставили под угрозу государственные институты Сирии, а также сирийский режим. Американцы и европейцы на такой вариант не согласны, для них согласие на формулу «Асад может уйти как-нибудь потом» уже было пределом возможных уступок.

Впрочем, отсутствие стратегического партнерства не означает, что стороны откажутся от оперативного сотрудничества по ряду направлений. Если уж оно было между иранцами и американцами во время афганской войны (среди политологов распространены слухи о том, как генералы КСИР на картах западного Афганистана указывали американцам цели для бомбежки), то нет никаких оснований считать, что его не будет и сейчас. Собственно, оно уже есть - британцы передали россиянам данные по катастрофе российского самолета (после чего Москва и начала экстренную эвакуацию туристов из Египта), а на днях, по словам директора департамента по вопросам новых вызовов и угроз МИД Ильи Рогачева, «некоторую информацию» о теракте передали и американцы. Возможно, это и есть предел для российско-западного сотрудничества на сегодняшний день.