Налицо раскол Запада, как он сложился в послевоенный период. Америка Дональда Трампа уходит в великодержавность. Такого варианта нет у объединенной Европы, создававшейся под цели биполярной конфронтации эпохи холодной войны. Еще в свое первое президентство Трамп поставил крест на проекте создания своего рода атлантической крепости Запада — в форме Трансатлантического инвестиционного и торгового партнерства. Оно не решало стоящих перед Америкой задач восстановления основ своей экономической и технологической мощи после глобализации, бенефициаром которой был исключительно финансовый сектор, если не говорить о подъеме всего остального мира, начиная с Китая.

Все соответствующие ресурсы должны быть под американским территориальным контролем, то есть крепость Северная Америка, включая Канаду, Мексику и Гренландию (Великобритании, по сути, сделавшей свой выбор на референдуме 2016 года, не придется болтаться как довесок континентальной Европы, и она рано или поздно свяжет свою судьбу с США). Об этом говорит и переиздание доктрины Монро в новой Стратегии национальной безопасности США.

По сути, европейские элиты не имеют запасных вариантов и выбирают войну, а с ней и продолжение войны на Украине как средство своего выживания. Именно канцлер Мерц заявляет о завершении "Пакс Американа" для Европы и в то же время предлагает Вашингтону Германию, находящуюся под американской оккупацией и не вполне суверенную, в качестве главного союзника в Европе. Одновременно Такер Карлсон говорит о том, что Америке нужен только один союзник — это Россия, что, надо сказать, отсылает ко множеству позитивных моментов в нашей общей истории.

Из этой качественно новой геополитической ситуации для нас встает целый ряд вопросов, ответы на которые необходимы для нашего стратегического планирования. Они следующие.

● Каково будущее Евросоюза, который тоже на грани раскола? Налицо линии напряженности по осям север — юг и запад — восток. Своя игра в Европе у США, которые через украинский проект достигли главной цели — ликвидации Европы как геополитического и экономического соперника, а заодно и как рынка Китая. Европа становится источником реиндустриализации США и одновременно белой иммиграции. Отрезав ее от российских энергетических ресурсов, Трамп поставил ее в зависимость от американских сланцевых. Значит ли это, что Европа — отработанный геополитический ресурс?

● Что касается милитаризации Европы, повторение ли это опыта нацистской Германии и каков ресурс этой политики, которая рвет послевоенный "общественный договор" о социально ориентированной экономике? Насколько это реалистично, тем более что для США Европа сохраняет значение как рынок своего ВПК, то есть НАТО как американский бизнес-проект? Сможет ли Европа конкурировать с Америкой за доступ к редкоземельным металлам? И вообще насколько реалистичен вариант коллективной веймаризации Европы? Можно ли войти в один и тот же поток дважды, ведь тогда не было социалки, а военное производство разрешило проблему безработицы? Или речь о том, чтобы милитаризм попросту доконал Европу?

● Есть ли реальные варианты решения проблем иммиграции? Или это работает на европейский либеральный тоталитаризм? А русофобия и тезис о "российской агрессии" служат прикрытием для подавления культуры и свободы слова? Опять это отсылает нас к опыту межвоенного периода.

● Если случится крах Евросоюза, то что произойдет на его месте: частичный демонтаж, полный распад — и что нам делать с этим "американским наследством"? Ясно, что часть Восточной и Центральной Европы будет тяготеть к нашим природным и иным ресурсам. Надо ли нам это, если учитывать опыт Советского Союза и СЭВ?

● Какие исторические отпечатки могут иметь значение: Австро-Венгрия, Речь Посполитая, распад Германии, объединение которой дорого обошлось Европе и нам самим?

● Германский вопрос так и не был решен. Сохраняется ли у американцев задача сдерживания Германии или вопрос отпал в рамках уничтожения Европы, включая ее обнищание в период после глобального финансового кризиса 2008 года и установления американцами с помощью мегафондов (BlackRock и других) своего контроля над корпоративной Европой (выкуп по дешевке контрольных или блокирующих пакетов акций ключевых банков и системообразующих компаний)?

● Каково будущее НАТО, если очевиден развод между Америкой Трампа и либерально-глобалистской Европой? Ждет ли альянс судьба Западноевропейского союза, который длительное время существовал на бумаге? Как долго протянет он в условиях трансатлантического идеологического антагонизма? Нужен ли он Вашингтону как антироссийский плацдарм в Европе, если мы уже выиграли обе гонки вооружений — стратегических и обычных? И каково тогда следствие вывода Трампа о том, что реальная гонка в наше время — это экономическая и технологическая, причем в "треугольном" формате с Китаем?

● Возможно ли создание в ближайшие годы на наших западных границах угроз безопасности России с участием США или без них и не потребует ли это превентивных действий с нашей стороны? Должны ли мы наблюдать, как Европа готовится к войне с нами? Каковы варианты реформы европейской архитектуры безопасности в рамках украинского урегулирования или по итогам СВО? Или мы можем полагаться на свой потенциал сдерживания, включая ядерное и средства поражения на стратегическую глубину, без наземных операций?

Все серьезно как никогда в последние 50 лет. Арнольд Тойнби писал, что милитаризм — это "суицидальное госуправление". Значит ли это, что мы становимся свидетелям не заката, а уже конца обнищавшей Европы?

Александр Яковенко