Вторая часть восточноазиатского турне президента Владимира Путина – в Ханой – внешне мало отличима от первой, северокорейской. Все то же протокольное радушие на высшем уровне, беседы с глазу на глаз лидеров и коллективные встречи на уровне министерской свиты, подписание разноуровневых соглашений и протоколов о намерениях и т.д., и т.п.

Впрочем, одно отличие все же есть, и оно ключевое. Приходится констатировать банальную истину, что Ханой – не Пхеньян, и рассчитывать по аналогии с КНДР на оформление какой-то устойчивой геополитической оси Москва-Ханой не приходится. Уж слишком далеки РФ и Вьетнам друг от друга, как по интересам, по месту и роли в мировом разделении труда, так и по видам на ближайшее и среднесрочное будущее.


Начнем, как водится, с экономики. Прежде, чем фантазировать о какой-то нерушимой российско-вьетнамской дружбе навек, как это делают некоторые российские даже государственные СМИ, некритично натягивающие северокорейскую сову на глобус Вьетнама, стоит поинтересоваться скучной цифирью..

Так вот: товарооборот между Вьетнамом и США за прошлый год – 111 миллиардов долларов. Между Вьетнамом и Россией за тот же год – весьма скромные 5 миллиардов долларов. То есть, примерно в 22 раза меньше.

За первые два месяца 2024 года Вьетнам привлек более 4,29 миллиарда долларов прямых иностранных инвестиций. На первом месте среди инвесторов – Сингапур, далее идут СЭЗ Гонконг, Япония, континентальный Китай, США и Евросоюз. Россия в этом списке тоже есть, но ближе к концу второго десятка.

Неудивительно, что, рассказывая об экономических связях с Вьетнамом, российская деловая пресса тактично избегает указания конкретных цифр, в основном, жонглируя процентами роста товарооборота за тот или иной период. Хотя даже малосведущему в экономике человеку ясно, что важны не столько проценты роста, как та база, отталкиваясь от которой этот рост имел место.


«Догнать и перегнать Америку» за считанные годы в данном случае вряд ли получится. Тем более, в условиях съедающей ресурсы и отвлекающей внимание войны с Украиной и санкций Запада, включая вторичные.

Не поможет в этом смысле ни недавнее присоединение Вьетнама к Соглашению о свободной торговле с Евразийским экономическим союзом, ни тот факт, что Вьетнам нынче в очереди из 28 стран, желающих пополнить собой БРИКС. Ни, тем более, наращивание торговли в национальных валютах, которая в этом году почти достигла 60%. И которой так хвалятся в российском Минэкономики.

Дело в том, что вьетнамский донг – валюта неконвертируемая, так же, как и оншорный юань, (CNY), который используется для внутренних расчетов на территории материкового Китая. И потому, что потом делать с наторгованной резаной бумагой с портретами Хо Ши Мина, не очень понятно. В отличие от оффшорного юаня (CNH), к которому нынче привязан рубль после отказа от биржевого способа формирования его курса. Именно в оффшорных юанях идут внешние взаиморасчеты РФ с Китаем.

Откровенно говоря, предложить Вьетнаму что-то глобальное в экономическом плане сегодня Россия не может. Исторически сложилось так, что ни один из двух главных сырьевых союзников России – нефть и газ – не доступен к прямому экспорту по трубопроводам ввиду отсутствия как общих границ, так и самих трубопроводов. Даже с «Силой Сибири» в Китай, с которым есть общая граница, пока не сложилось, что уж говорить о Вьетнаме.

Зато для западных корпораций Вьетнам давно и прочно стал огромным сборочным цехом для бытовой техники и электроники, и пошивочным цехом для разнообразной одежды и обуви – как брендовой, так и массмаркета. Все эти ваши «Найки», Рибоки» и «Тимберденды» шьют именно там, в огромных индустриальных зонах с сотнями фабрик, раскинувшихся вокруг крупных городов типа Сайгона или Дананга.

А сейчас западные империалисты намерены сделать Вьетнам будущей «Кремниевой долиной Юго-Восточной Азии», вложив в тамошнее высокотехнологичное производство дополнительные десятки миллиардов долларов в течение ближайших пяти лет. Руководители Google, Intel, Amkor, Marvell, GlobalFoundries прощупывают почву для дальнейших планов на встречах с главами вьетнамских технологических компаний.

По итогам прошлогоднего визита «Сонного Джо» в Ханой компания Amkor Technology из Аризоны уже строит во вьетнамской провинции Бакинь завод стоимостью $1,6 млрд по сборке, упаковке и тестированию микрочипов.

Компания Marvell Technology из штата Делавэр и калифорнийская Synopsys будут инвестировать в центры разработки и инкубации полупроводников в Хошимине/Сайгоне. Microsoft создаст «решение на основе генеративного искусственного интеллекта, адаптированное для Вьетнама и развивающихся рынков». А NVIDIA планирует сотрудничать с вьетнамскими FPT, Viettel и Vingroup в области ИИ в стране. Наконец, американский конгломерат Honeywell будет работать с Ханоем для запуска пилотного проекта по разработке первой во Вьетнаме аккумуляторной системы хранения энергии.

Не правда ли, все это как-то не очень похоже на Северную Корею, с ее идеями «особого пути» и опоры на собственные силы, в просторечии известных, как чучхе?

Вьетнам – это вполне успешно встроившееся в глобализированный мир государство, и идти путем КНДР или Ирана, делать ставку на автаркию он не собирается. И собрать коллекцию из всех возможных западных санкций тоже не предел ханойских мечтаний.

Так что продать Вьетнаму нынешнюю специфическую версию московского «антиимпериализма» с его идеями экзистенциального противостояния с сатанинским Западом будет трудновато. Сейчас на дворе не 1975 год, а 38-й год от начала эры Дой Мой (Đổi Mới), то есть, местной версии перестройки с обновлением.

Так что фантазии отдельных российских блогеров и СМИ о каком-то «выдавливании заокеанских сил с континента и снижении роли Соединенных Штатов в странах береговой зоны» путем создания союза России и Вьетнама – это что-то из разряда увлекательного фентези, но не более.

И уж тем более беспочвенно ждать союза Вьетнама с младшим партнером Пекина. Учитывая тот факт, что Вьетнам – это давний геополитический соперник Китая в регионе, и последняя на памяти ныне живущих вьетнамцев война была не с США, а как раз-таки с КНР – в 1979 году, когда китайцы вторглись в пограничные провинции северного Вьетнама в ответ на свержение вьетнамской армией прокитайского режима Пол Пота в соседней Кампучии.

Да и по сей день у Вьетнама с КНР есть весьма острый и незакрытый территориальный спор по поводу островов в Южнокитайском море. И это сближает Ханой с проамериканскими Филиппинами, у которых та же беда.

Так что же нужно Ханою от России в таком случае? Вероятнее всего это часть многовекторной игры в рамках некоторой диверсификации ставок, а не для того, чтобы помогать России в совершенно далекой от Вьетнама и ненужной ему войне на Украине, как думают некоторые наши восторженные фантасты. Адресаты этой игры Ханоя находятся в Пекине и Вашингтоне. Последний будет посговорчивее, видя, что у вьетнамцев есть выбор.

Путин нужен Ханою для баланса, чтобы уравновесить растущее влияние Пекина на Москву. Ханой, таким образом, пытается выстраивать отдельный от Пекина выход на северного соседа и младшего партнера КНР. Чтобы в случае необходимости идти в Кремль через свою маленькую калитку, а не решать вопрос через Пекин, идя на поклон к Си Цзиньпину.

Завершая разговор о Вьетнаме, стоит упомянуть главный факт: сегодня эта страна – стратегический партнер США в регионе. Причем, сразу и в политической, и в экономической и в военной сферах.

Да, эти отношения пока что не отполированы до блеска, формализованы лишь прошлой осенью. Да, стороны пока что осторожно присматриваются друг к другу, проверяя границы возможного и дозволенного и решая, как лучше использовать партнера к своей выгоде. Иными словами, это не отношения Вашингтона с Южной Кореей, чьи власти традиционно глядят американцам в рот, видя в Штатах источник смысла и благодати. Но это и не позиция КНДР. Вьетнам для США отнюдь не «страна-изгой».

Как-то войти в эту игру со своими смыслами России не получится. И, как уже показано выше на примере экономики, предложить особо нечего, кроме вечера воспоминаний о советско-вьетнамской дружбе. Это, собственно, мы и видим в ходе нынешнего визита Путина, когда он встречается с выпускниками советских вузов. В нынешней же действительности влияние «мягкой силы» РФ в стране скромно, а экономическое вообще минимально. Даже в совсем проамериканском Таиланде российских инвестиций и то больше.


Но на эксплуатации просоветских симпатий старшего поколения части вьетнамцев (в основном, северных) тоже далеко не уедешь. Тем более, что этот ресурс невозобновимый. Людям свойственно умирать, а предложить ориентированной на Запад вьетнамской молодежи пока что особо нечего. Вот разве что учеба в российских вузах. Но и оно, скажем прямо, во вьетнамских условиях не очень конкурентно в сравнении с многочисленными западными грантовыми программами.

А главное – что потом молодому перспективному вьетнамцу делать с российским дипломом в условиях перспективы новой холодной войны? На Западе российские «корочки» не признают, программы научного обмена свернуты, из Болонской системы РФ вышла.

Резюмируя. Что бы там ни говорили наши официалы и телевизор, от визита во Вьетнам вряд ли стоит ждать каких-то прорывных и далеко идущих последствий. Иными словами, чтобы потом не разочароваться, лучше изначально не очаровываться и не питать излишних иллюзий.

В целом будет хорошо, если по итогу как-то оживится взаимная торговля, будут реализованы какие-то инвестпроекты, и Вьетнам по отношению к России сохранит на международной арене свою нынешнюю роль благожелательного нейтрала, не усиливая собой те или иные антироссийские коалиции.


Роман Рейнекин