Статус иноагента всё чаще становится неожиданностью даже для тех, кто занимает прогосударственную позицию. Размытые критерии, финансироание из-за рубежа и "политический ветер" меняют правила игры. В программе "Точка зрения" на Правда ТВ директор Института международных отношений и сотрудничества Алексей Бычков объясняет, как формируются подходы к понятию иноагента.

— Несколько дней назад состоялось заседание Совета по правам человека, на котором присутствовал президент Владимир Путин. Ему задали вопрос о применении закона об иноагентах. Позволю себе процитировать ответ президента. Было сказано, что этот закон придуман не Россией, а в Соединённых Штатах Америки. И там нарушение этого закона грозит тюремным заключением.

У нас же нет такого, сказал Путин. И то, что у нас требуется, по его словам, — это показать источники финансирования. Но, тем не менее, он отметил, что не надо мечом размахивать налево и направо: всё должно быть взвешенно и аккуратно, без всяких там нарушений. Как вы думаете, всё-таки это признание того, что нарушения какие-то есть, как я поняла?

— В этом вопросе есть две составляющие. Это то, как у нас бывает иногда в принципе с применением законности: она применяется не ко всем. Мы знаем некоторых людей, которые активно ведут политическую деятельность, выступают против России и против её внешней политики, но при этом не являются иноагентами.

А есть другие, менее активные в этой сфере, которые, условно говоря, поставили какой-то квадрат в день начала специальной военной операции, — и к ним эти механизмы применяются.

То есть первая проблема — это применение законности и равенства перед законом всех ответственных лиц.

Второе: некоторые политические силы могут использовать этот механизм против своих политических оппонентов. И тут «поди докажи» — очень сложная система доказательства того, что ты не иноагент, что ты не виноват в том или ином поступке или в той или иной деятельности, направленной против государства.

Нет ясных критериев, что считается нарушением, и нет чётко прописанных принципов, по которым определяется этот иноагент. Если ты иноагент, то чего ты не должен делать? По сути, выделяются три основных запрета: не выступать против России и её законных интересов, против её внешней и внутренней политики. Не выступать против власти и её действий. Не выступать против собственного государства, в котором ты родился и вырос.

Если речь идёт о финансировании, это отдельная составляющая, которую тоже нужно учитывать. Помимо трёх основных пунктов, сюда добавляется внешнее финансовое воздействие на организацию или человека — юридическое или физическое лицо.

И здесь мы тоже должны понимать критерии: если финансирование поступает из-за рубежа, организация автоматически признаётся иноагентом. Но остаётся вопрос: речь идёт только о недружественных странах или вообще о любых зарубежных источниках? Например, если мне или моим коллегам из стран СНГ перевели средства — считается ли это поддержкой и поводом для признания иноагентом?

Соответственно, первое — это применение законности. Второе — это чёткое прописание этих принципов, чтобы все, кто могут стать иноагентом, понимали, в какой момент они могут ими стать. И, естественно, чтобы не было каких-то поблажек для определённых лиц, которые, может быть, являются «пенсионерами нашей эстрады» и их нельзя трогать, например, или они являются чьими-то детьми или родственниками.

Законность должна быть для всех. Это, в принципе, уже общая государственная социальная справедливость.

— Вы не назвали нашу знаменитую певицу, к которой закон почему‑то не применён. Я вижу три случая, когда непонятно, почему людей включили в реестр иноагентов: известный политолог, волонтёр украинского происхождения Татьяна и ещё один волонтёр, собиравший деньги, которые пришли из зарубежных источников.

При этом их позиция была вполне пророссийской. Многие, в том числе и мне как журналисту, писали: почему они объявлены иноагентами? Казалось бы, люди занимают прогосударственную позицию, но имеют какое‑то финансирование.

Допустим, я политолог, выступаю в защиту союзной республики, получаю гонорар, но остаюсь пророссийским. Тем не менее меня лишают гражданских прав, обязуют маркировать канал. Народ не понимает — в чём проблема?

— Мы с вами определили два прямых механизма, по которым можно определять иноагентов. Третья составляющая связана не только с финансированием или конкретными высказываниями, но и с политическим контекстом. Если внешнеполитическая ситуация меняется, и государство, которое раньше считалось дружественным, занимает антироссийскую позицию, то взаимодействие с ним может повлечь последствия.

Здесь важно иметь политическое чутьё: понимать, думать и самому додумывать, что сотрудничество с лидерами или структурами, выступающими против России, может привести к признанию иноагентом.

Это тоже прописано в критериях: взаимодействие с государством или с политическими лидерами, которые высказываются против российского государства, может привести к статусу иноагента.

Здесь надо понимать: если вы политологи, аналитики, мыслящие люди, вы должны осознавать риски того, что вы делаете, и с кем вы взаимодействуете. Но может быть и другая история. Пророссийским патриотам — людям, которые выступают за государство, — происходит какое-то перечисление из явно вражеского государства.

Естественно, все счета наши открыты, все наши данные есть у врагов, которые могут звонить нам по телефонам, мошеннически использовать разные механизмы влияния на молодёжь, на пенсионеров и на других людей. Они перечисляют определённую сумму денег тебе на карту, а ты потом должен доказывать, что это за деньги и что ты вообще не знаешь этих людей, которые перечисляют тебе.

Эта история, которая должна быть регламентирована и понятна. Здесь нет возможности защититься, нет понимания правил игры. Вот в чём основная проблема, об этом, наверное, хотел сказать наш президент. И в то же время здесь открываются возможности использовать этот механизм против своих политических оппонентов.

Вот три составляющие, которые должны быть определены. Если нет чётко прописанных правил игры то я могу бросать любую карту и ходить, как я хочу и говорить, что ты выиграл.

— А кто это должен писать, прописывать? В чьей это компетенции?

— У нас же есть федеральные органы законодательной власти, которые пишут законопроекты, соответственно, это их дело. Конечно, это сложная система государственного законодательного регулирования, о ней нужно отдельную программу снимать.

Но, естественно, у нас есть основной законодательный орган, который должен определять эти принципы и правила игры. Они должны быть чётко прописаны в законодательной инициативе и введено понятие «иноагент». Сейчас в документах очень размытая формулировка, под неё может попасть любой человек, даже просто прохожий.

Это похоже на ситуацию с фейками или чтением антигосударственных и террористических материалов. Ты заходишь на сайт, который формально не запрещён в России, но уже становишься нарушителем. Это похоже на административные штрафы: автомобиль зарегистрирован на тебя, значит, ты автоматически виновен в нарушении, даже если за рулём была жена, муж или ребёнок.

Доказать обратное почти невозможно. То же самое и здесь: речь идёт не о законах, принятых в Госдуме, а о том, как они применяются на практике через государственное регулирование.

— Где граница между критикой государства и работой против государства? Вы сказали, что надо чувствовать. Но нет её. Кому выгодно держать нас в неведении? Почему нет нормального закона, чтобы всё было ясно, понятно, чтобы люди зря не сражались друг с другом?

— Нет задачи кого-то держать в неведении. Просто есть большая, неповоротливая бюрократическая машина. Многие механизмы, например, связанные с применением дронов и процессами СВО, начали формироваться ещё в 2022 году, но реально заработали только в 2023—2024-м. Здесь нет чьей-то конкретной вины и желания запутать — просто не дошли руки до того, чтобы это отрегулировать.

Наша задача — через общественные механизмы, такие как палаты и слушания в Госдуме, донести позицию и сделать проблему заметной. Раз её обозначил Президент, можно ожидать скорых изменений. Так же было и с миграционной политикой: долго игнорировали проблемные зоны, но после серьёзных событий её начали активно регулировать. К сожалению, пока гром не грянет, перемены не происходят.

— Существуют совершенно единичные случаи, когда снимают статус иноагента. Это делается через суд, но на деле отменить статус практически невозможно. Это тоже очень странно. Это пятно на всю жизнь или позже всё забудется, и человек сможет вздохнуть спокойно? Как вы считаете? Какие здесь существуют критерии?

— В рамках российских реалий можно сделать вывод, что это как уголовная ответственность: она с тобою на всю жизнь. И это чёрное пятнышко будет влиять и на трудоустройство, и на процессы работы в государственных структурах и так далее. Ты можешь быть общественником, преподавателем, но, скорее всего, в государственные органы тебе дорога закрыта. То же касается публичных выступлений, каналов и эфиров. Это тоже, скорее всего, станет недоступно.

— Так что будем осторожными. Мы публичные люди, нам надо поаккуратнее со всем этим.

— Мы говорим об этом не для того, чтобы просто покритиковать, а прежде всего затем, чтобы те, кто нас слушает и читает, не допускали подобных ошибок. И, соответственно, чтобы те, кто может регулировать эти механизмы с точки зрения государственного управления, тоже услышали и постарались чётко прописать правила игры.

Но главное здесь для каждого: если ты общаешься с врагами, находишься с ними за одним столом, сидишь в одном зале с радикалами, которые выступают против России, и фактически поддерживаешь то, что они говорят — даже не словами, — ты должен понимать, что после этого неизбежно будут применены определённые механизмы государственного воздействия.

И хорошо, что они именно такие, а не как в США, где за это предусмотрены уголовное преследование и лишение свободы. У нас же речь идёт о статусе иноагента и закрытых входах в определённые институты власти.

Интервью провела Любовь Степушова
_____________________________________________________________
*Физическое лицо, выполняющее функции иностранного агента