В субботу мы проснулись в новом мире. Впрочем, мы просыпаемся в новом мире каждое утро, и дивным и прекрасным назвать его можно с огромным трудом. Шокирующая бойня в Париже зафиксировала это с такой отчётливостью, которая не просто отпечатывается — выжигается в сознании.

Мир меняется, и остановить эти изменения уже нельзя.

Кто-то скажет, что всё началось с беженцев, наделавших пограничных дыр и наводняющих Европу, но и это был лишь симптом. Ну конечно, всё было неспроста. Логистика была удивительно хорошо построена и подготовлена, стихийный рывок в этом во всём как-то не усматривался. Рвануло ведь как по расписанию, вот и сейчас как по расписанию рвёт.

Стали говорить, что за этим стоят неплохие организаторы. Трудно было поверить, что случился пресловутый переход количества в качество, но как-то не верится. Маловероятным представлялось.

Возник вопрос об организаторах и их целях. Предлагались объяснения разной степени разумности, но всякий раз что-то мешало их принять.

Вопрос остался без ответа. А вообще нечто подобное давно прогнозировалось, и совершенно неважно, рукотворны или стихийны истоки сегодняшних бедствий. Нельзя развивать глобализирующие технологии и делить мир на морлоков и элоев. Никакие стены не выдержат. Рано или поздно любовно окучиваемые полюса богатства и нищеты должны притянуться. И когда они притянутся, у многих затрещат лбы и шеи.

Если проблема решится и полюбовно, как описал в соответствующем повествовании Уэллс, то элои должны готовится к тому, что их будут кушать. Те самые загнанные под землю морлоки.

Много лет сильные мира сего колонизировали и варваризировали смуглых этих ребят, тянули из них соки и поддерживали самые мракобесные идеологии, а когда они стали выруливать на более-менее приемлемый уровень, разбомбили без малейших сожалений. Ну вот они и побежали с обломков, туда, где живут сильные мира сего, где не капает и не грохает, в полном соответствии с культивируемым тезисом «рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше». И будут, разумеется, наводить свои безобразные босоногие порядки отчаянной и голодной стаи.

Стратегически всё случившееся ожидаемо и понятно, а вот тактически трудно, конечно, разобраться в том, что происходит. А вообще, в идеале мир надо строить по справедливости, без стен и свинства. Тем более, что, как ни поверни, рост одного способствует росту другого. Только и стен, и свинства нынче в таком изобилии, что разгрести получится разве что развалины.

Случившееся с Парижем — лишнее свидетельство, что отсидеться не получится ни у кого.

Реакция отечественного интернета предсказуема и большей частью некрасива. Не меряйтесь жертвами правильными и неправильными, не амикошонствуйте и не скорбите напоказ. Забудьте хоть на минуту про Шарли, не суйте свой нос куда не следует. Всё это — Ливия, Сирия, падающие самолёты, Донбасс, Париж — звенья одной и той же цепи, грозные симптомы фатального перегрева системы, в которой шарики окончательно зашли за ролики.

Полыхало то там, то здесь, сначала у третьего сорта, потом у второго. Должно было полыхнуть и у первого, потому что само по себе деление человечества на сорта неправильно и преступно. Ну вот, горит уже и Париж, город-легенда, символ победных идей Европы, где Эйфелева башня, как указующий перст. Париж, не тронутый и Адольфом, город элегантных женщин и красного вина, совсем недавно по нему гонялись друг за другом, весёлые, комиссар Жюв и Фантомас.

Радоваться пожару, значит, проявлять завистливую ущербность. Забывать о том, что Париж не первый — значит, обладать безнадёжно сбитым холопским кругозором, дальтонически озирая сложную и многоцветную картину мира. Не первый — и не последний, вот что главное, и вот что важнее панических причитаний и ресантиментного злорадства. Увы, процесс идёт, воспалительный и незамедлительный. Налицо то, что классики называли кризисом капитализма, а такие кризисы всегда разрешались разрушениями и войнами. К тому и идёт пресловутый процесс.

Иное дело, что на современном уровне своего фатально перекошенного развития — впечатляющего технического и дегенеративного гуманитарного, — такого разрешения люди могут, в конце концов, и не пережить.

Система изжила себя, а вместе с собой старается изжить и человечество. Да, система меняется, потому что не меняться уже не может. Но поменять её рационально, рукотворно, усердно и спокойно проектируя, реформируя и инженеря — не получится, ибо менять систему, значит, экспроприировать сильных мира сего. Просто так те, кто завёл род homo в кровавый тупик, свою власть не отдадут. Силы же, способной им всерьёз и конструктивно противостоять, пока нет на горизонте. Понимая это, философски ждём новых потрясений.

Владимир Мироненко