Как сообщили в Луганском горсовете, только за последние сутки в результате обстрелов в городе убиты восемь человек, в том числе грудной ребенок.
В регионе, переполняемом горем, болью и гневом, «под ружье» становятся даже женщины – стараясь не отставать от мужчин, в ополчение идут их жены, подруги и сестры.
Корреспондент Федерального агентства новостей побеседовал с двумя луганскими женщинами-ополченками, взявшими в руки оружие для защиты своих близких.

Марина, которую приняли за пацана
Вот как о своем первом дне на войне рассказала 45-летняя Марина.
- Приехали мы на место часа в три ночи. После дальней дороги нас пригласили в столовую попить чаю. Не успели допить, как жахнуло. Местные ополченцы сказали, что это то ли минометы, то ли гаубицы. Как только над головой раздался свист, и задрожали стены, все попадали на пол под столы, хотя какая от них защита? — и стали зачем-то передергивать автоматы. Ну, это так, успокаивающие ритуальные действия.
Потом днем мы устраивались, отъедались и отсыпались.
А на следующую ночь на плацу было большое движение. Бойцы грузились в микроавтобусы и КАМАЗы и уезжали на задания. Настроение у всех было боевое, приподнятое. Я быстро-быстро надела разгрузку, схватила автомат и встала в строй. Подразделение за подразделением уходят, а я всё стою, как неприкаянная. Вижу – распоряжается большой грузный человек, от которого исходит аура уверенности и силы (позже узнала, что это наш министр обороны). Подбегаю, спрашиваю: «В какой группе я могу быть полезной?» — и он отправил меня к подразделению резерва. Промаялась я там полночи.
Наконец, резерв тоже начал грузиться. И тут командир мне говорит: «А вы не с нами». Ну вот… Приехал КАМАЗ с оплченцами, ребята сидят, не выгружаются, даже в туалет не идут. Вдруг поступила команда выгружаться, я к ним и подхожу. Приглашают ехать с ними. «А вы возьмете?» — спрашиваю. Пока разговаривали, снова приказ – грузиться. Народ так и не успел в туалет сбегать. Я ринулась со всеми. И тут один ко мне подскакивает, заглядывает в лицо, говорит: «А я думал, пацан такой маленький». Протягивает мне руку, представляется (жаль, имя не запомнила), я подаю руку в ответ, а он… целует ее. Под всеобщие шутливые комментарии. И говорит: «Мы спать едем». А на самом деле уехали воевать…. Да, это вершина мужского духа, по-моему… Но меня так с собой и не взяли…

Инна, которая ничего не боится
А вот что рассказала журналисту 47-летняя Инна, которая пошла в ополчение вслед за мужем.
- Вы пошли в ополчение только потому, что ваш муж здесь, или были еще какие-то причины? — спросил женщину корреспондент ФАН.
- Мы с мужем обоюдно приняли такое решение, потому что по-другому не могло и быть, — ответила женщина. — Войну эту наш народ не начинал. Ее начали в первую очередь те, кто считает себя властью. Вот только корону они надели на себя рано, и она им явно не по размеру. Спадет она однозначно с их голов и, как говорится, вместе с тем, на что они ее напялили… Победа обязательно будет за нами, но коль скоро им хочется пободаться с нами, то это уже их дело. Но наше решение останется неизменным. Мы будем здесь до конца, будем отстаивать свое право находиться на нашей земле, и уходить с нее мы никуда не собираемся.
- Про ополченцев рассказывают всякие ужасы, а скажите, вам попадались среди них люди подлые, жестокие? – спросил репортер.
- Жестоких здесь нет. Конечно, есть люди, терпение которых находится на пределе, которых просто обозлили. А жестокость… здесь ее не существует, здесь существует справедливость, за которую мы боремся. Подлость… подлость… Подлость, есть, но не с нашей стороны, а со стороны тех, кто на нас идет.
- Вы имеете в виду Нацгвардию?
- Да, Нацгвардию. Вот где подлость. Вот это подлые люди. Людишки. Людьми их даже и не назовешь…
- Вам уже приходилось лицом к лицу встречаться с представителями Нацгвардии, Правого сектора?
- Нет, я не встречалась с ними. А хотелось бы. Увидеть хоть одну сволоту, извините меня, и я думаю, она бы уже от меня не ушла. Очень хотелось бы. У этих зверей звериный оскал, этот оскал пусть они покажут кому-то другому, но не нам.
- Скажите, а во время бомбежек бывает страшно?
- Я никогда в жизни не боялась. И бояться не буду. На войне, как на войне. Вот наши деды в 41-45-ом – ни один из них не замарал достоинство, честь. Ни один из них не упал на колени, а нас, тем более, они не сломят. Это просто невозможно. Мы – советский народ, который ломай, не ломай…, — ответила Инна, сделав ударение на слове «советский». — Пусть попробуют сломить одну соломинку, а теперь пусть возьмут пучок и попробуют его сломать, никогда у них этого не выйдет.

Кто служит в ополчении?
Как выяснил корреспондент ФАН, Инна работает в отделе кадров ополчения. Через ее руки прошли документы множества людей, на основании чего женщина может вполне компетентно судить о национальном составе ополченцев, о том, откуда, из каких регионов и областей они прибывают в Новороссию.
- Очень много людей из Луганска, очень много, — говорит Инна. — Тот, кто думает, что здесь одни русские, глубоко заблуждается. Здесь очень много наших людей, которые поднялись, чтобы защищать свою землю, которые не хотят находиться в рабстве. Местные жители, даже старики, у некоторых одна нога, одна рука, и то готовы взяться за ружье и стрелять лежа, сидя на табуретке… Они будут защищать свою землю до конца.
- Вы точно знаете, что тут большинство из Луганской области, вы сами видели их документы? – уточнил корреспондент.
- Да, я видела, это луганчане. Никто не давал им в руки чужие документы, чужие удостоверения. Это наши – луганские…
- Луганчан процентов девяносто?
- Даже больше…
- Даже больше? – уточнил журналист, и Инна уверенно ответила: «Да».
- А есть ли в ополчении люди других национальностей?
- Ну, были, конечно, вот даже француз у нас был. Были, были разные люди, но конечно в большинстве тут наши луганчане, их очень много.
Корреспондент также порасспросил Инну о поступающей на Луганщину гуманитарной помощи из России. По словам женщины, она знает, что такая помощь приходит, но вот откуда, и как распределяется, — она не в курсе, потому что в основном работает с людьми.

Страшно ли на войне?
И всё-таки один вопрос продолжал волновать журналиста – как эта женщина преодолевает естественный человеческий страх во время бомбежек и обстрелов.
Но Инна оказалась человеком совершенно бесстрашным.
- Бомбежек-то всё-таки боитесь? – вновь вернулся к этой теме корреспондент.
- Нет. Однозначно нет, — решительно ответила Инна.
- Ну а всё-таки – что помогает вам преодолевать страх?
- У меня его нет. Просто нет. Я не боюсь. У меня нет страха, а почему тогда нужно бояться бомбежки? В этом и заключается смысл всего. Боязнь… Бояться – это значит – залезть куда-то, закрыться, сидеть и ждать. Это значит уйти в подземелье, вести подземную жизнь? Уйти под землю, значит? А здесь пусть все выгорает, да?
- А во время воздушной тревоги вы разве не уходите в бомбоубежище?
- Я вообще не спускаюсь в бомбоубежище. Я не считаю это необходимостью – спускаться в бомбоубежище. Если, как говорится, суждено, то – суждено. И от своей судьбы не уйдешь. Ну а если человек решил спуститься туда… это уже решение каждого.
- Но ведь многие предпочитают пересидеть опасность в бомбоубежище.
- Ну, не знаю. Это уже зависит от человека. Если кому-то так легче, ну ради бога, никто ничего не говорит.
- Скажите, а как относятся ополченцы к женщинам на войне, ну, вот к вам, в частности?
- Да нормально относятся. Я лично не слышала в свой адрес никаких упреков …, мол, вон – смотрите – там женщина, она пришла воевать… Нет, никакого негатива нет. Я сама принимала это решение, никто меня не заставлял, почему ко мне должны плохо относиться?
- Ну, тут больше, наверное, следует ожидать не столько плохого отношения, сколько какого-то более рыцарского, чем в мирное время…
- Война – это война. И тут нет разницы – женщина – мужчина… Есть солдат, есть боец, так я понимаю. Я – такой же боец, как и все, я – такой же солдат, как и все, чем я должна отличаться? Тем, что в мирное время я могу надеть юбку? Только этим? Я конечно остаюсь женщиной, но только в душе… У меня нет военного образования, но я уже военный человек. Я приняла присягу, и очень этим горжусь. И военный билет у меня есть, я его храню возле моего сердца. Вот пусть попробуют у меня его вырвать. Даже если вместе с сердцем им это удастся, то, я думаю, их это мало порадует. Они никак не смогут удержать нас, ну никак. Абсолютно.
- Ну а всё-таки, что такое для вас эта война? Суровая необходимость, долг, или может быть, когда вы приняли решение вступить в ополчение, у вас было желание тут как-то самореализоваться?
- Война никогда не делала людям ничего хорошего, — ответила Инна. — Кому война принесла что-то приятное? — никому. Кроме боли, никто ничего от этой войны не получил. Абсолютно ничего. Кроме слез, мучений. Вот… я считаю, пускай будет всегда мир… мирное небо…, чем кровопролитие. Поэтому в первую очередь очень жалко деток, которые страдают и мучаются из-за всего этого. И войны никто не хочет из нас, простых людей, которые находятся здесь, отстаивают свои права, никто не хочет войны. Никто. Никто не хотел воевать. Мы ее не развязывали.
- Скажите, а дети у Вас есть?
- Да, дочка.
- Большая уже?
- Да, 25 лет.

А тем временем стало известно, что украинская авиация нанесла удар по городу Снежное в Донецкой области. Есть погибшие, под завалами рухнувшего от прямого попадания дома могут еще оставаться люди…

Сергей Иванов
Источник