«И я точно знаю, что если бы пошли на прорыв с нашим традиционным матерным криком — не прорвались бы, все бы там полегли», — из книги «Правда о русском мате» митрополита Митрофана (Баданина).


Определенно каждый русский хоть раз да слышал устойчивую фразу в отношении кого-либо «матерится как сапожник». Однако мне никогда не попадались сапожники, которые ругаются матом.

Типаж среднестатистического представителя этого ремесла, пожалуй, я бы описал следующим образом: кавказской внешности, спокойные, вдумчивые, погруженные в свою работу люди, которых тяжело оторвать от начатого дела. Не расточительны в любезностях, сдержаны в общении.

Помню один случай. На моей паре дорогих трейловых (для бега по пересеченной местности) кроссовок стерлись задники в первый же месяц пробежек. Долго я не мог найти подходящий выход — обошёл весь интернет с вопросом как, чем, а главное, где починить задники.

Несмотря на век технологий, специальной ремонтной мастерской для беговой обуви не нашлось.

На мои скитания один неравнодушный коллега по беговому сообществу посоветовал ателье, которое, как оказалось, было в ста метрах от моего дома.

— Не парься, Армен все сделает, — обнадежило меня сообщение в чате.

Когда я пришел, мастер затянул долгую песню про то, что современная кроссовка представляет собой концентрацию синтетических высоких технологий, которые ежесекундно окружают мою безустанно работающую стопу…

— Брат, всё будет хорошо! Сделаю. Будешь бегать и в дождь, и в снег, — Армен взял пару и ушёл внутрь мастерской.

Отремонтированные кроссовки продлили мне удовольствие от бега еще километров на восемьсот. И что они только ни пережили: и грязь, и лужи, и снег, и множество стирок. Уже поползли носки и потерлась подошва на пятках, а арменовские задники прочно сидят на своем месте как литые.

… Как-то раз свела меня болезнь в терапевтическое отделение. История банальная для нашего люда, когда еще не вступило в силу Наставление по физической подготовке.

Примерно с 2013 по 2023 год физподготовка в войсках приняла характер палочной системы. Низкий процент охвата личного состава или большое количество двоек сказывались неприглядными цифрами на слайдах, за что могло сильно достаться командиру части на совещаниях в округе.

Медицинский отвод, выданный начмедом части, не котировался. Приходилось ездить через весь город в военную поликлинику, чтобы получить справку с синей печатью, что одинаково удовлетворяло и командира, и начфиза (помощника командира части по физподготовке).

Другой крайностью стала народная реакция на прибавку до 70% от оклада в месяц, которую выписывали за сдачу нормативов. Эта прибавка позволяла купить шубу жене или лишний раз посетить драматический театр в свободное время.

Короче говоря, перед итоговой сдачей я «всандалил» себе две ампулы кеторола и бодро побежал сдавать нормативы — стометровку, подтягивание на перекладине и 3 км. Как ни странно, но бодрость меня быстро покинула, а почечные канальцы стали забиваться миоглобином — белком, который попадает в кровь при интенсивных физических нагрузках. Так что я еле добежал трусцой до финиша.

Вечером после ужина появилась тошнота, на утро аппетита вообще не стало. Еле доехал до госпиталя. Сообщил своему начальнику отделения, который с видом знатока сказал: «Вылечим тебя, не отходя от кассы».

Мне назначили большую инфузию, от которой легче не стало. И так я терпел несколько дней, пока не узнал, что в пятницу должен выйти грамотный специалист, имеющий большой опыт и в терапии, и в нефрологии.

Хирурги моей радости по этому поводу не оценили. То ли их задело, что не смогли вылечить сами, то ли расстроились, что от них уходит собрат, пропорционально увеличивая количество больных на одну боевую единицу.

Наталья Евгеньевна, выслушав мой обстоятельный анамнез, взяла обрывок бумаги со списком того, чем меня пытались спасти коллеги по скальпелю. Прочитала и, улыбнувшись, подытожила:

— У вас, по всей видимости, из-за кеторола и высокой нагрузки забились почечные канальцы. Вы были на грани острой недостаточности, но повезло, организм справился. Давайте начнем с анализов, некоторые повторим, и еще нужно будет сдать функциональные пробы.

Далее она внимательно меня осмотрела, и мы обсудили план лечения. Вернее сказать, она меня поставила в известность, а я, как послушный больной, пообещал всё делать в точности.

— Эти препараты с побочным эффектом: будет кружиться и болеть голова, усиливаться слабость, но потом будет легче.

На выходные я отпросился у начальника терапевтического отделения ночевать дома и приходить на лечение в нужное время. На следующий день, в субботнее утро, я приехал к 11:00. Переобув сменную обувь, я подошёл на пост, но дежурной сестры не было.

Подождав немного, я направился к процедурному кабинету, откуда было слышно бряцание стекла.

Подойдя к порогу, я застал сестру, которая нервно перекладывала флаконы растворов.

Она меня заметила, но демонстративно продолжила наводить порядок. Решив прервать паузу, я представился:

— Здравствуйте! Пациент Румянцев из пятой палаты. Прибыл на капельницы.

— Очень рада! — пустые ампулы одной кучей со звоном полетели с манипуляционного столика в урну.

— И что теперь! Еще бы вечером пришёл! А мне когда своей работой заниматься?! Капельницы уже все проставлены!

— В таком случае как мне быть? Я пришёл к назначенному времени и не знал, что вам было удобнее раньше.

Внезапно прекратив свое энергичное дело, медицинская сестра бросила на меня гневный взгляд и с таким же тоном снова обрушилась в мой адрес:

— Не знаю! Иди в палату! — пара в этом кипящем «чайнике» было еще с избытком.

Мне оставалось послушаться. В определённой степени мне было забавно находиться по ту сторону от моей профессии — в роли больного. В то же время я не понаслышке знал, что такое труд сестёр. Понятное дело — ей на дежурстве хотелось сделать всю работу сразу, оставляя перерыв между делами.

Но этот план был подвержен потенциальному провалу из-за вереницы больных: кто-то вспоминал, что ему нужен укол от боли; кто-то приходил уведомить заранее, что скоро будет заканчиваться капельница у соседа по палате; кому-то было просто скучно и хотелось женского внимания. А иные, как я, приходили уже тогда, когда все назначения были сделаны.

Я лёг на свою койку в пустой палате и закатил рукав на левой руке в надежде, что лечение сегодня всё-таки состоится. За окном осеннее солнце разгоняло утреннюю прохладу последними жаркими лучами, как будто пыталось дать еще тепла, прощаясь перед дождливой порой. Поэтому мои соседи разбрелись по двору госпиталя на бальнеологические процедуры (когда лечение проходит с помощью минеральных вод и целебных грязей).

Через четверть часа пришла дежурная сестра. Движения её были по-прежнему небрежными и резкими. Штатив воткнулся в пол рядом с кроватью, а флаконы дружно отчеканили последнее колебание в готовности к опустошению.

— Руку!

Я вытянул руку еще ближе к краю кровати, чтобы было удобнее делать инъекцию.

— Качаем! — приказ, минуя голову, достиг левой кисти, которая стала сжиматься и разжиматься автоматически. Мышцы предплечья стали разогреваться, поддавая вверх подкожную «царскую» вену», медленно наполнявшуюся под жгутом.

По команде пальцы собрались в кулак. Вместе с изопропиловым спиртом по руке пошёл холодок. Легкое жжение после толчка в локтевой ямке было условным сигналом того, что инъекция состоялась.

— Разжимай! — в этот раз приказ сопровождался легким шлепком по моему кулаку.

Чтобы сбавить напряжение, я с невозмутимым видом произнес:

— Спасибо большое! У вас очень нежные руки.

Дама остановилась на несколько секунд, озадачено посмотрела на меня и, ничего не сказав, быстро вышла в коридор. От вида монотонно чередующихся капель раствора пентоксифиллина в капельнице меня разморило, и я уснул.

Проснувшись, заметил на себе пристальный взгляд серо-голубых глаз медсестры, которая, обняв левой рукой стену, показывалась из-за неё лишь наполовину. На этот раз лицо её показалось мне застенчивым.

— Ой, вы меня извините, пожалуйста… — смущаясь, протянула она.

— За что?

— Вы наш доктор? Госпитальный?

— Да.

— Простите меня пожалуйста!

— Что вы! Это вы меня простите. Знал бы, обязательно пришёл раньше, — я с улыбкой попытался смягчить ситуацию, но заметил, что еще больше смутил собеседницу.

— А я и не поняла, что вы хирург. Наши обычно грубые и строгие. Иногда могут обматерить с ног до головы…

— Странно, конечно, но тут повода ругаться не было. Да и к матам я очень негативно отношусь.

— Я вас не помню, вы недавно здесь работаете?

— Да, после ординатуры направили сюда. Как третий месяц работаю в госпитале.

— Вы точно не сообщите начальству? — она все еще опасалась.

— Не переживайте! Это останется нашей маленькой тайной, — не выдержав, засмеялся я.

Вскоре я пошёл на поправку и через две недели приступил к работе. В тот год высший уровень по физической подготовке я так и не получил. И, несмотря на традиции местного наречия, материться так и не пробовал.

Сейчас тоже не пробую — не хочу мешать Богу, который одинаково помогает врачу и больному.

Хирург с позывным Бедуин