Русского немца, борющегося против ювенальной юстиции, могут посадить на два года. Его обвиняют в оскорблении. Ранее Николай Эрней вывез из Германии своего сына из-за того, что в немецкой школе его избивал беженец из Афганистана. Царьград поговорил с отцом мальчика и узнал подробности этой истории

Царьград: Как ситуация дошла до уголовного дела?

Николай Эрней: Это было ожидаемо. Возбуждать уголовное дело на заявителей, которые обвиняют чиновников, — это обычная практика в Германии. Мне же об этом в самой полиции в мае сказали: «Напишите заявление на директора школы — ей ничего не будет, а вас посадят». Вот я и написал заявление против директора школы и главы «шульамта» (отдела образования) Кёльна по статьям 171, 225, 223, 224, 226, 229 УК Германии. Так как избиение одними детьми других детей в школе я считаю прямым нарушением надзорных обязанностей.

Ц.: И что вам ответили?

Н.Э.: По моему заявлению я получил ответ, что и директор школы, и глава «шульамта» Кёльна действовали строго в рамках закона и инструкций, и нарушений нет. В рамках нашего иска против Германии о признании незаконным запрета посещения моим сыном консульской школы в Бонне я в административном суде получил два документа. Первый — письмо директора школы в полицию, где она заявляет о трёх «придушенных» детях в школе. Из текста понятно, что она не видит в этом проблемы. И второй — письмо главы «шульамта» Кёльна в административный суд, где он пишет, что 2200 больных детей учатся среди здоровых, и требует немедленного перевода Хамзы (афганский мальчик, нападавший на сына Николая — прим. Царьград) в специальную школу. Но там очередь на перевод длинная. Денег нет, мест нет.

Из письма я сделал вывод, что в каждой кёльнской государственной школе, а их 200, в среднем по 10 больных детей. Это делает перевод моего Максима из одной немецкой школы в другую бессмысленным. Свой вывод я озвучил в суде 9 октября по иску против Германии. От главы «шульамта» раздался вопль: он не ожидал такого вывода, который следует из им же подписанного документа, где говорится о 2200 больных детях.

Ц.: А прокуратура возбудила уголовное дело против директора школы и главы «шульамта»?

Н.Э.: Нет, прокуратура отказала. И тогда я подал жалобу, как положено, в генпрокуратуру Германии. Ответа пока нет и, думаю, не будет.

Ц.: Почему немецкие власти так жёстко реагируют на ваше разумное желание забрать ребёнка из школы, где его избивали? Вы не вправе так делать?

Н.Э.: Вправе, но можно переводить из одной немецкой школы в другую немецкую. Перевести в русскую — что в Москве, что в Бонне — это плевок в Германию. Они нам выписали штраф в 7000 евро за семь дней пропуска школы. За то, что Максим ежедневно из Москвы не является в школу в Кёльне. После того, как я показал судьям весь этот идиотизм чиновников, судьи объяснили чиновникам, что это идиотизм, и штраф был отменён.

Ц.: Вы не хотите попросить убежища в России? Ведь вас могут посадить в тюрьму.

Н.Э.: Мне это не нужно, я всегда могу сесть в самолёт и прилететь. Но тогда я предам других детей, которых избивают в Германии. Уехать — значит, сдаться. Нужно быть готовым отвечать за свои убеждения.

Ц.: С тех пор, как мы общались последний раз, прошло полгода. Как Максим чувствует себя в России?

Н.Э.: Максим учится отлично, мы очень им довольны. Русский письменный язык ему даётся, конечно, тяжело, так как он пропустил первый класс русской школы. Зато английский и немецкий даются очень легко. Плюс он победитель школьных олимпиад по математике и информатике. Он активно занимается карате, ушу и самбо. Качество русского образования в тысячу раз лучше немецкого, в русской школе можно действительно говорить о равных возможностях для детей, так как очень многие кружки финансируются из бюджета. Думаю, что в будущем Максим будет гордиться тем, что учился в России, и станет достойным гражданином своей страны.

Ц.: Вы не общаетесь с родителями детей школы, где учился Максим? Забрал ли кто-то ещё своего ребёнка из-за того, что его бьёт тот афганский мальчик Хамза?

Н.Э.: С того момента, как в мае директор школы объявила родителям класса, что Хамзу переводят в школу для «особенных детей» — это школы для психически больных детей или инвалидов, — все родители предпочли остаться в стороне от конфликта.

Ц.: Вы думаете, афганец действительно психически нездоровый?

Н.Э.: Я наблюдал за ним в самом конце, перед переездом в Бонн, он наш сосед. Я полностью убедился, что Хамза абсолютно здоров. Он делает чертовски классные вещи из «Лего», очень хорошо спортивно развит. Ему просто не повезло, что кто-то из окружения учит его нападать на детей. Он так себя вёл потому, что ему разрешили. Когда ему говоришь «нельзя» и объясняешь, какое будет наказание, он чётко всё воспринимает.

А у немцев есть типичное решение для детей иностранцев, которые плохо говорят по-немецки и не имеют защиты в лице влиятельных родственников. Таких детей засовывают в школы для психически больных, колют уколами, дают таблетки и превращают в овощ. Германия сначала показала Хамзе, что он может всех бить, а когда мы подняли шум, его просто списали, как использованный материал.

Ц.: Вы всё ещё живёте в Германии?

Н.Э.: Да, живу пока в Бонне. В пустом доме без вещей, игрушек и детей. Работаю в Кёльне, в конце января передаю ключи от дома. Я бы мог уже в конце сентября отдать дом. Я верил, что дети вернутся, но с каждым днём немцы мне показывают, что возвращать детей не надо.

За год избиения моего сына, за три задушенных ребёнка в школе, за воткнутую вилку в горло другого ребёнка, за грубейшие нарушения всех мыслимых законов о правах детей и родителей ни директор школы, ни один чиновник перед нами не извинился, никто из чиновников не был наказан.

Гасанов Камран