Столпом, на который всегда опирались большевики, были рабочие. Но и тут есть исключения. Самым ярким из них стал мятеж в Ижевске и Воткинске, вовлёкший в себя значительную часть рабочих местных оборонных заводов. Как же так получилось? Сейчас расскажем.


Нетипичные заводчане

Рабочие Ижевска и Воткинска сильно отличались от своих коллег из Петрограда или Москвы. Во-первых, в Ижевске, в силу географии и логистики, было удобно развивать промышленность — поэтому до войны рабочие составляли немногим менее половины жителей города. И, хотя бы в силу количества, сильно влияли на его жизнь. Во-вторых, немалую часть составляли рабочие потомственные — что не могло не отразиться на квалификации и доходе.

Ещё на город повлияла Первая мировая — она превратила его не в изрытый воронками остов, а в место, на которое сыпались оборонные заказы. Серьёзных проблем с деньгами и работой в Ижевске не было — что автоматически означало относительную зажиточность и высокий уровень патриотизма.

Последовавшее за Февральским переворотом усиление хаоса в стране эти заказы изрядно проредило. Что не могло не вызывать в привыкших к сравнительно неплохой жизни ижевских рабочих недовольства и ощущения, что «раньше было лучше». Страстными поклонниками монархии или рыночной экономики от этого ижевские рабочие, конечно же, не стали.

Но вот из обоймы леворадикалов уже выпадали — когда в Ижевске появились Советы, большинство в них быстро перехватили меньшевики и правые эсеры. Работать в такой обстановке не было никаких сил, поэтому в итоге Советы большевики разогнали — а власть перешла контролируемому ими Исполкому.


Кроме того, в городе в изобилии присутствовали демобилизованные ветераны Великой войны, вернувшиеся домой по итогам подписанного в марте Брестского мира. Некоторые из них приветствовали окончание войны, но считали, что его можно было добиться и на условиях получше.

Другие откровенно ненавидели и «поганый договор», и большевиков — по большей части это были ижевцы, успевшие дослужиться до офицеров или унтер-офицеров. Все они были серьёзной силой с боевым опытом крупнейшей на тот момент войны в истории человечества.

Под шумок

До восстания дело дошло по нескольким причинам.

Во-первых, всех достала продразвёрстка. Само явление было не новым, но с ростом хаоса увеличивалось и количество перегибов — чем меньше контролировал центр, тем больше всё зависело от вожаков на местах. Сами ижевские рабочие часто имели подсобные хозяйства — им было из-за чего опасаться продотрядов. Кроме того, с ними были тесно связаны окрестные крестьяне, часто нанимавшиеся на заводы или поставлявшие туда сырьё.


Во-вторых, на сердца и умы ижевцев воздействовали события в стране. В конце мая 1918 года грянул гром — взбунтовался чехословацкий корпус. Ещё недавно как-то контролируемая ситуация в стране покатилась незнамо куда. Одно за другим вспыхивали восстания. В июне в Самаре выросла крупная антибольшевистская сила — Комитет членов Учредительного собрания. В июле заполыхал Ярославль. А в августе войска Комуча уже успешно штурмовали Казань.

В России набирала силу буря гнева и негодования — всем чудилось, что её размах не оставит коммунистам никаких шансов. Поэтому решиться на восстание было несложно.

Момент истины

На свою беду, большевики решили черпать силы для войны с Комитетом в том числе и в Ижевске. И объявили мобилизацию.

Правда, кажется, это бы мало что изменило. Потому что ультиматум, предъявленный ижевцами после этого объявления, крутился вокруг того, чтобы их не распыляли по частям, а вооружили и обмундировали как единую силу. Это говорило в пользу того, что бунт готовился давно, а последовавший далее большевистский отказ был лишь предлогом.

Не получив оружия от ненавистных большевиков, утром 8 августа ижевцы решили добыть его сами. Далеко идти было не надо — винтовки производил родной завод. Быстрее всего можно было получить их в пристрелочной мастерской — туда и направились восставшие. Правда, с боеприпасами были серьёзные проблемы — крупные патронные заводы оставались в других частях страны, в руках большевиков.

Вскоре в городе кипели бои. Восставших было больше, но не хватало патронов. Однако их количества — и военного опыта — хватило для того, чтобы быстро захватить город. Правда, вскоре на Ижевск накинулись красные отряды, атаки которых пришлось многократно отбивать.

Однажды в засаду удалось поймать целый поезд, набитый красноармейцами. Те, вероятно, думая, что едут на некую полицейскую операцию, беспечно решили доехать на нём прямо до города, но были остановлены по пути. После краткого боя в крайне неудобной для себя позиции красные сдались.

Семнадцатого августа против красных взбунтовался и соседний Воткинск — там винтовок не производилось, так что пришлось отправить партию оружия.

В этот же день большевики высадили с Камы речной десант — правда, наученные горьким опытом с поездами, не в самом Ижевске, а в Сарапуле, что в 60 километрах от него. Там у красных уже имелся штаб одной из армий, но не хватало самих войск. Руководил отрядом один из видных, на 1918-й год, красных командиров — сам Антонов-Овсеенко. В его распоряжении имелось около шести тысяч человек (самых лояльных — латышей, мадьяр и матросов), восемь орудий, десятки пулемётов.

Правда, красных подвели неопытность и слабый порядок в войсках. Подойдя к городу и не пробившись сходу через позиции восставших, люди Антонова начали лупить из пушек и пулемётов куда попало. И через день расстреляли все боеприпасы — после чего были отброшены от города решительной контратакой. Ободрённые, ижевцы начали теснить красных — да так, что 31 августа сами взяли Сарапул, причём без боя.

В конце месяца восстали и деревни вокруг Ижевска и Воткинска. После этого большевики поняли, что окончательно утеряли контроль над ситуацией, и взяли паузу — прежде всего требовалось разрешить вопрос с Казанью.

Туда-сюда

Вопрос был решён 11 сентября. После того как Казань была взята, красные могли заняться и другими направлениями — в том числе Ижевском. В начале октября они уже заняли Агрыз и Сарапул, находившиеся каждый в полусотне километров от города. Месяц спустя настала очередь самого Ижевска — он был взят восьмого ноября.


Большинство восставших вместе с семьями успели эвакуироваться в Воткинск, но и там закрепиться не получилось. Неделю спустя пришлось оставить и его — восставшие переправились через Каму и сожгли мост.

Ижевцы пережили непростую в бытовом отношении зиму, чтобы в марте следующего, 1919-го года поучаствовать в наступлении на Уфу в составе колчаковских войск. Рабочие-добровольцы показали себя хорошо — белое командование стремилось использовать их на самых «горячих» участках.

К апрелю белым удалось отбить Ижевск и Воткинск обратно, и восставшие засобирались домой. Это вызвало почти полное непонимание колчакского генералитета, но командовавший ижевцами полковник Молчанов смог убедить начальство не провоцировать бунт.

Поступок оказался дальновидным — войдя в Ижевск и Воткинск, восставшие обнаружили следы красного террора и ожесточились ещё сильнее.

Сколько причастных к восстанию человек расстреляли большевики, сказать трудно, — управление войсками в 1918-м было ещё слабое, многое зависело от людей «на местах». Счёт идёт на сотни, а может, и тысячи. Антибольшевистские источники называют почти восемь тысяч расстрелянных, но это явное преувеличение — на 1917 год в Ижевске проживало всего 40 тысяч человек. Наносить такие потери в ценнейшем промышленном районе в разгар Гражданской войны? Сомнительно.



Как бы то ни было, уже в конце апреля контрнаступление красных привело к ещё одному отступлению за Каму. Ижевцы и воткинцы видели свои города последний раз.

От Урала до Сан-Франциско

Дальнейшее представляло собой одно большое отступление — за тысячи километров на восток. Красным не удалось окружить белые войска, в которые входили и ижевцы, но вот выдавливать получалось отлично.

Самым сложным эпизодом стал переход через томскую тайгу в декабре 1919 года — ижевцам предстояло преодолеть сотню километров глубокого снега. Белые шли не просто так — они пытались эвакуировать как военное имущество, так и личные (порой весьма немалые) пожитки отдельных лиц. Результатом стала грандиозная пробка из саней — счёт шёл на десятки тысяч.

Когда от холода и периодических атак красных стали гибнуть люди, командиры плюнули на всё, приказав собирать сани в кучи и сжигать, а людям продолжать отход пешком или верхом — лишь бы не задерживать остальных.

Переход в тяжелейших условиях продолжался. В феврале 1920-го отступающие обойдут недружественный Иркутск и пройдут по льду через Байкал — время от времени то сдерживая преследующих красных, то высылая вперёд группы, чтобы разбить жидкие, но такие надоедливые заслоны.

Достигнув Читы в марте, ижевцы провели там всю весну и лето, но в сентябре красные добрались и туда — и бывшие рабочие оборонных заводов отошли в Маньчжурию вместе с остальными белыми частями. В следующем году была последняя вспышка — антибольшевистский переворот на Дальнем Востоке заставил вернуться обратно многих эмигрантов. Но белое Приморье просуществовало недолго — и ижевцы, дав при Волочаевке один из последних боёв Гражданской войны, вновь отступили в Китай.

На этом их пути разошлись. Кто-то отправился в Австралию, кто-то остался в Маньчжурии, а кто-то махнул в Соединённые Штаты. Объединяло всех этих людей одно — увидеть родные места им было уже не суждено.

Тимур Шерзад