Из событий конца 90-х особо ярко вспоминается эпизод, о котором, глядя назад, я могу сказать: это было прямое действие Божьего провидения. Помните события второй половины 98-го? – Напоминаю. Кризис финансовой системы, объявление дефолта, резкое обнищание населения в результате инфляции…

В это время я работал с частными цирковыми коллективами под крышей Новосибирской дирекции коллективов «Цирк на сцене». Положение в стране не учитывалось, народ всегда хотел хлеба и зрелищ, поэтому «мы дадим им зрелище», вперед, на Урал! В результате провальных, ввиду неплатёжеспособности населения и преобладании желания «хлеба» над «зрелищем», гастролей, коллектив был распущен, а стойкая неприязнь к некоторым населённым пунктам Челябинской и Свердловской областей сохранилась доныне.

Но рассказ не об этом. Я вернулся в родной город на Алтае и перебивался случайными заработками в течении всего 99-го года. Заводы и предприятия дышали на ладан, патриотам, кто на них ещё трудился, уже не платили. Когда было совсем туго, меня, 30-летнего, выручала мама, делясь тем немногим, что имела сама. Было стыдно, хотелось вырваться из этой безнадёги хоть куда.

Через год после дефолта возобновились боевые действия в Чечне, официально названные Контр-террористической операцией, а в народе – второй чеченской войной. Такого шока, как от первых боевых действий уже не было, события воспринимались в духе времени, никого не удивляли. Объявления по городскому радио о наборе на контрактную службу с высокой оплатой привлекали многих знакомых, оставшихся без работы. Кое-кто завербовался и уехал на Кавказ, ходили слухи о глупых травмах и ранениях, в основном, из-за низкой дисциплины и пьянства контингента, вернувшиеся были немногословны, говоря конкретно мне: «Серёга, с твоим характером и дисциплиной там точно делать нечего». Мне не очень-то и хотелось, кроме того, были объективные препятствия – у меня после гастролей 98-го где-то под Златоустом остался «в залоге» военный билет, а восстанавливать его я не спешил.

Глубокой осенью, почти отчаявшись, я проходил мимо здания военкомата, и, вспомнив о прозвучавшем с утра по радио очередном объявлении о срочном наборе на контракт, решил зайти и лично удовлетворить любопытство о высоких доходах призываемых. Зашёл, спросил. Меня послали во второе отделение, там, где проходила военно-врачебная комиссия. Не почувствовав никакого подвоха, перешёл в соседнее здание. На входе меня встретил уставший офицер, приказал раздеваться и пройти в кабинет. На моё недоумённое, мол, зачем, ответил, что отправка через три часа, надо пройти медкомиссию и успеть собраться. Я, - говорю, - никуда, вообще-то, не собираюсь, так, спросить зашёл. Он, с напором, говорит, - раз зашёл, пройди медкомиссию, не жмись. В этот момент я вспомнил, что не мылся несколько дней, не менял бельё, и сказал об этом этому странному человеку. На него мои слова не произвели никакого впечатления, он махнул рукой, - пустое, мол, всякого мы здесь видали, раздевайся. «Да у меня и военника нет, утерян!» - «Ерунда, сделаем!»

Что со мной случилось тогда, объяснить не могу. Думаю, именно так ведёт себя человек под гипнозом. Осознавая всю абсурдность ситуации, я подчинился и прошел в кабинет. Там мне выдали какие-то бумажки и послали по кабинетам дальше по коридору. В каждом я задерживался не дольше минуты, у меня из рук брали бумаги, задавали пару вопросов, отдавали бумаги, и отправляли дальше. Я прошёл всех врачей, и оказался абсолютно здоров. Даже у окулиста мои -2,5 диоптрии не вызвали эмоций. Последним врачом для меня оказалась дерматолог - бабушка с классическим «бабушкиным» лицом в очках на кончике носа, не хватало спиц с вязанием в руках. Она мягким голосом попросила повернуться, оглядела меня и спросила, что это за пятно у меня на пояснице.

Это пятно появилось у меня после пьянки в гараже «Скорой помощи» одного из городков Красноярского края, с человеком, который работал там водителем и называл себя атаманом местного казачества. Он был действительно похож на казака, мы с ним пили долго, и когда кондиция была достигнута, я, пытаясь присесть на корточки, ободрал кожу выше попы о грубую, грязную штукатурку-шубу. Рана тогда глубоко загнила, в отверстие полностью входила спичка, а когда, наконец, затянулась, остался след-шрам. Его-то и углядела «бабушка». Я ответил. Она говорит, - а как ты будешь носить ремень, он будет натирать? Нет, - говорю – не натирает.

Она покачала головой и спросила – а что это за пятна у меня на локтях? Псориаз, отвечаю. Она улыбнулась, как мне показалось, с облегчением, - «Всё, соколик, своё ты уже отслужил! Теперь только в военное время, по мобилизации, и только в обозе». Я возмутился! Только что вся комиссия признала меня идеально здоровым, а эта… божий одуванчик, готова поставить крест на моей военной карьере! «Ты, в стрессовой ситуации, весь бляшками покроешься» - «У меня вся жизнь – стрессовая ситуация, не покрылся же!» Она вернула мне бумаги и послала к председателю комиссии. Тот посмотрел в них, с сожалением, - на меня, и отправил домой. Я оделся и на выходе ничего не сказал усталому офицеру, посылавшему меня в какой-то кабинет первого отделения, где меня, якобы, ждал готовый военный билет…

Что сказать? Ангелы могут быть разными, представать в любом облике, даже в облике карикатурной старушенции в очках… Но именно образ этой старушки мелькнул у меня в разуме среди многих, в ответ на вопрос, с возмущением заданный мной однажды Богу: «Почему Он не помогал мне раньше, если всегда хотел этого?»

А военный билет, полученный мной позже, через несколько лет, содержал в себе пометку о моей ограниченной годности к несению службы в военное время. В обоз. Вот так.

Ноябрь, 1999 год, Рубцовск, Алтайский край.

Источник