Долго ли, коротко ли, а сон-то уж предутренний, тревожный, самый час Быка настал, такое наснится, что хоть всех святых поминай.

Снится мне плач и скорбь в Новороссии великий: забрал Володя под свою руку Стрелка-воеводу, да сельпо закрыл, на дверь замок крепкий амбарый повесил. И пошёл по всей Расее путинслил гулять. Однако видится мне во сне, что сделал царь так, дабы не ввергать в соблазн атаманов буйных луганских – Лёху-атамана, да Всевеликого Войска Донского Козицынского, да иных прочих, в соблазн великий – ранее означенного часу минский уговор не преступить. Уж шибко ярые да неистовые те воеводы, узды не разумеют, да и Павел-богатырь, тот самый, что идолище поганое Кенгуряна в честном поединке словоблудском одолел, ещё в Ялту гипнозом Воланда не брошен.

Подбоченился тут Петя, князь Укров, и принялся войско собирать несметное. Заперва из града Харькова телеги боевые, древние, что в мастерских именем товарища Малышева названных, долгие лета ржавели, повелел он в Град Мастеров Краматорск доставить и там в боевой вид привесть. И сделали по слову его, хоть главный искусник града прозвищем Скударь тому противился. И двинул всё это Петя на осаду, под стены Донецка-града.
Потом призвал он пушкарей знатных, наилепших, и пушек свёз великое множество в град Славянск и велел стрельбы учинять на Карачун-горе, докуда пушкарское мастерство в войске его не настанет великое. И тут вышло по слову его, и двинул он пушки те на осаду под стены Донецка-града.

За сим кинул он клич по всему княжеству Укров и все годные телеги боевые тоже на осаду поставил, и люд весь лихой, разбойный под свою руку собрал. И похваляться принялся:
Эй да вы, нечисть сепаратистская! Ох, да устрою я вам пир на вече ваше противозаконное! Все места сборищ ваших с лика земного снесу, а самоё Донецк-град приступом возьму!

Но не вышло тут по слову его. Снял Володя с сельпо замок амбарный, и сила великая пришла в княжество Донбасское. А окромя того, по уговору минскому, съехалось множество Гостей Западных, и было их – тьма, так, что на каждое сборище, где вече собиралось, не менее трёх штук Гостей угодило. Петя же крепко знал, что нельзя Гостей Западных живота лишать.

Заскрежетал он зубами, хватил с горя кубок вина дорогого, ромейского – а кубок тот изукрашен был сплошь узорами трипольскими – швырнул им под ноги о плиты белокаменные, да ещё и осколки каблуком подмял. Как наяву я видел это, други!
- Не спущу, говорит, вече подлого, нелегитимного! Я хоть и буржуин мягкий, податливый, да в бояринах у меня Кроль Заокеанский, а он такое ненавидит!

Да только отвечает ему боярин Лавров из Первопрестольной ласково: вече, оно, хоть и нелегитимное, ан показал люд Новороссийский, что не мил ему князь Укров. Потому как не мечом понуждаемы на вече шли, и не посулами сладкими заманены, а токмо доброю волею да духом неукротимым ведомые, и теперь этот факт – достояние мировой общественности!

Тут мара моя снова на Стрелка-воеводу обратилась. Закручинился воевода, что царь его с княжеского стола в граде Донецке убрал. Не мог он внять немилости царской: не звал его царь в палаты и знака никакого не давал. Пока не шепнули люди верные – ехать на монастырь Валаамов, грехи замаливать. Возликовал тут Стрелок, потому как настоятель места этого святого – духовник и исповедник самого Володи. Растолмачил святой отец воеводе, что не в немилости он царской, а вовсе напротив, и как поступать надо - тоже баял.
И берёт Стрелок теперь под свою руку силу немалую, общественную, и прилюдно похваляется, что все воеводы новоросские с ним, Стрелком, на прямой связи. И даже Лёха ярый - не воеводству Луганскому челом бьёт про мосты вражьи через Донец Северский, а ему, Стрелку.

Сказать, положа руку на сердце, не увидел я во сне тех мостов понтоных. Как их навесть, не ухвативши прежде кусок берега супртивника немалый? И Донец река неширокая да капризная, как девица на выданьи: течёт быстро, кутит омуты, а в омутах тех… Ан Стрелок ничего на обмозговавши не скажет. Выходит, нужны те мосты придуманные.
А как рассвет забрезжил, уж и вовсе чехарда плясать пошла. То колесницы Укров в град Донецк входят – а вовсе и не входят. То под градом Луганском Укры бесчинствуют – ан, вроде, и не бесчинствуют. Что купил жидовин Беня Хвылю – а кто такая Хвыля? - хоть и звать красавицу знатно, купил её вместе с неким Романенко, и что смерд Валетка вместе с Хвылей волну гонят об том, что пора княжество Новороссийское вовсе отделить, а Ахмет-хану от таких слов бесчинных совсем худо делается, тем паче, что и Кроль указ подлый, вероломный издаёт – княжеству Донбасскому, зловонному, из казны и ломаного гроша не платить!

И снится мне, что вот-вот Укры на приступ пойдут, да только князь их об том самым последним узнает, потому как нет резону Украм на приступ идти, а выйдет так, что пойдут, потому как Полякам тоже не было резону на Рейх приступом идти, ан пошли же, потому как шляхтичи всегда дерзки были и разумом не обременены. И придётся ужо этот приступ вероломный отбивать и спуску супостату не давать: гнать до самой крепости Изюмской на севере да станицы Мелитопольской на Юге, иначе Крымнаш зимой нас не поймёт. И приключится это вот совсем уже скоро…
Напоследок улыбнулись мне вои крепкие, харьковские партизаны, только улыбок тех я не увидел, потому как в шеломах все они были балаклавских…

Тут я и проснулся. Слышу – в аэропорту дубасят. Потянулся, хокку сложил, и даже пропел гундосо, сколь нежить позволила, на мотив древний, манчжурский:
Тихо в лесу,
Только гремит «Пион».
По аэропорту херачит «Пион»,
А Гусаков видит сон…