Украинский вояж Марии Гайдар вызвал много склок, шума и пересудов – о ней заговорили даже те, кто долгое время не были в курсе, что у Мальчиша-Плохиша (то есть, простите – у Егора Тимуровича) такая симпатичная, боевитая дочь. Некоторые товарищи тонко пошутили: заброска Маши в стан укров – это серьёзный стратегический план по развалу Незалежной. Хотя, куда уж дальше разваливать-то? Но нет пределов совершенству, посему шутку я считаю вполне удачной. Но поговорить мне захотелось не о леди Мэри и её креативном выборе. Живо вспомнился её папа – демиург экономических реформ и «шоковый терапевт» постсоветского бытия. Самое тиражируемое лицо 1990-х, если, конечно, не считать разухабистого Бориса Николаевича. Впрочем, и Гайдар-внук – тоже всего лишь повод. Разве Плохишом оказался он один? Имя им – легион.

Перестройка – их золотой век. Час триумфа. Время, когда вальяжно-сытые мальчики-мажоры вышли на широкую дорогу, ведущую в небесный Лас-Вегас. Туда! Go West! Это их занимало все долгие и утомительные годы: сидя на папиных госдачах и вкушая поднадоевшую икорку, они грезили о небоскрёбах, огнях реклам и звуках джаз-бэндов. Казалось бы, у мальчиков-мажоров было всё – автомобили, престижные факультеты заумных ВУЗов, комфортабельная бытность и все первые места – по умолчанию. Их предки рубились и воздвигали, натирали мозоли и гибли за новую счастливую жизнь. Писали о подвигах. Верили во что-то. Зачем-то. Их внуки желали совершенно другого. Точнее - большего. Толку-то – быть круче колхозника, сантехника или учительницы? Какой смысл в убогой роскоши по-советски? Интенсивно мечталось о многокрасочной dolce vita - как на картинке из буржуйского каталога. Перестроечная возня стала отправным пунктом! Сжигая партийные и комсомольские билеты, высмеивая и заплёвывая «этот Совок», мальчики-мажоры рванули в западном направлении.

Немного истории! Феномен «золотой» молодёжи, в принципе, характерен для любого общества, будь то Древний Рим, Франция времён Людовика XIV или, скажем, викторианская Англия, и везде эта элитная поросль вызывала недобрые чувства со стороны общества. Другое дело, что в Советском Союзе само её наличие было чем-то, вроде «ошибки в расчётах», ибо в стране, которая семимильными шагами шла к построению Коммунизма, наличие юных циников-потребителей казалось досадным нонсенсом. Отсюда – осуждение, фельетоны и злобные карикатуры, вроде «Папиной ‘Победы’» (1950-е). Помните? Подвыпивший пижон-стиляга изображён близ шикарного авто.

Примерно тогда же появился нашумевший материал под названием «Плесень» (1953), где чётко говорилось: все эти зарвавшиеся подонки – сыновья именитых или же обеспеченных родителей. Ребятки не просто гуляли в Коктейль-холле и зависали в ресторанах – они, в конечном итоге, пошли на преступления. Авторы не постеснялись перечислить: «Андрей Передерий – сын крупного учёного. У Александра Лехтмана мать – кандидат технических наук. Отец Альберта Пнева – полковник в отставке. Не испытывала материальных затруднений и семья Анатолия Деева». Замечу - в 1950-х годах элиту общества составляли именно учёные и военные, а не поп-звёзды, стилисты и дизайнеры, поэтому подразумевалось, что сыновья полковников просто обязаны слыть аристократами духа! Позволю себе процитировать строки, написанные легендарным детским писателем по фамилии… Гайдар: «Платон Половцев… Он прямой, высокий с потертым орденом на полувоенном френче. Слава его скромна и высока. Он дорожил своим честным именем, которое пронес через нужду, войны, революцию» И тут же подростковые мечты Нины Половцевой - дочки: «Может быть, куда-нибудь полечу. Или, может быть, будет война». Но время шло, и менялись ценности – идеи измельчали рядом с вещами, а культ потребления завлекал всё новых и новых адептов. Возник целый социальный тип, воплотившийся в рязановском «сыне Милосердова». Помните такого персонажа из кинофильма «Гараж»? Молодой человек – вальяжен, равнодушен, где-то даже симпатичен. Он привык к тому, что ему всё несут на тарелочке. У нет ни заслуг, ни имени – он просто сын некоего начальника по фамилии Милосердов.

Но подлинный триумф мажоров наступил именно в эпоху Перестройки. Вспомним злободневную прессу конца 1980-х. Что там писалось о богатеньких отпрысках? Да, термин «мажор», вошедший в моду с лёгкой руки Юрия Шевчука, имел тогда хождение не во всех городах. В фельетонах и статьях бытовало сложное, неудобоваримое словечко - «хайлайфисты» (от ‘high life’ – высший свет, бомонд). В основном же их называли крутыми, фирменными и - фирмовыми, навороченными, деловыми, солидными etc. «Я была солидной девочкой, как говорили у наших» - писала в редакцию журнала «Юность» (№8. 1987) некая разочарованная хайлайфистка по имени Юнона. Кстати, не удивлюсь, если все эти письмена сочиняли в самой редакции. Тем не менее, из этих статей мы узнавали, что солидно-фирменные девушки должны были вести себя следующим образом: «Каждый вечер я выкуривала треть ‘Мальборо’ (треть сигареты, конечно), вела беседы о моде, слушала последние записи, принимала изысканные комплименты от молодых людей с накачанными мышцами и руками, на которых невозможно было увидеть мозоли».

Кстати, очень часто эти молодые люди могли быть эрудированными, подтянутыми и активными, но при этом все их интересы крутились вокруг понятия «престиж». Основой их стиля было именно статусное потребление – приобретение вещей или услуг, выделяющих человека из толпы. Кроме всего прочего (это снова мадемуазель Юнона): «…От девушки требовалось: красота, ухоженность, интеллект, обаяние, умение быть звездой-загадкой, умение быть сумасшедшей». Многие хайлайфисты занимались теннисом, горнолыжным спортом, плаванием. Однако они посещали именно те бассейны, в которые было очень трудно достать абонемент. Не просто плавать, а в «элитном» месте. Спектакли, выставки и концерты, на которые ходил мальчик-мажор, тоже должны были отвечать вышеозначенному требованию. Причём, это могло быть не только выступление модного поп - идола, но и гастроли знаменитого скрипача. Тут оказывался важен именно факт «дефицитности», модности, крутости. В мажорных кругах было принято «любить» поэтов Серебряного века, импрессионистов, экзистенциалистов, разговаривать между собой английском языке, небрежно произносить наименования крупнейших мировых фирм…

Именно вот эта небрежность и была их отличительным знаком – можно было иметь фирменные «шмотки», знать все новейшие альбомы модных групп, но при этом не вписываться в high life из-за своего неумения относиться к благам чуть-чуть презрительно, как к обыденному факту своей биографии. Настоящий мажор никогда не показывал, что вещь или билет на спектакль достались ему (точнее - его родителям) с большим трудом. В его мире всё происходило непринуждённо и без проблем. Больше того – с ненавистью глядя на спесивых боссов, простые смертные старались … тут же им подражать. Надо пристроить ребёнка в институт! Надо купить ему кооперативную квартиру и авто! Именно эта всенародная устремлённость к «престижу», точнее – тотальная зависть к мажорским дачам сыграла важнейшую роль в формировании нашего …Светлого Будущего.

А помните молодёжное кино 1980-х? В большинстве этих картин самыми большими гадами представлялись именно сынки начальников и чинуш. Мальчик на папиной чёрной «Волге», увешанный плеерами, напичканный English-ем (из полузакрытой спецшколы), нацеленный на МГИМО с последующими загранкомандировками. Высокомерный отпрыск, знающий вкус всех жвачек мира и запахи дорогих парфюмов, а также различающий бренды, тренды и умеющий по первым трём нотам угадать хит с нового диска модной певицы. Зажравшемуся франту противопоставлялся правдолюбивый неформал с колючими глазами. Считалось: именно мажор – главный враг животворных перестроечных процессов, как, впрочем, и его папа-босс с извечным лозунгом: «Не пущать!»

Да. Хороших мажоров в перестроечном кино попросту нет. Совсем. Если крутые фирмачи появляются на экране, стало быть, сейчас нам покажут либо пошлость, либо - подлость, либо - даже преступление. Для солидного мальчика нет запретных и табуированных тем. В «Дорогой Елене Сергеевне» (1988) именно крутой сынок подбивает ребят на злодеяние. Смысл - ему-то при любом раскладе всё сойдёт с рук. Инфантильны, мерзковаты, подловаты. Отсюда образы конченой сволочи, как, например, в «Аварии - дочери мента» (1989). Замечу, что измываются над девчонкой не гопники и не какие-нибудь любера, а именно мажоры. Постоянно подчёркивалось, что именно хайлайфисты - главные адепты позднесоветской застойной системы, ибо только она даёт им тотальную свободу и колоссальные возможности. Враги Перестройки! Очень мало, кто сейчас вспоминает так называемую борьбу с привилегиями, громкое закрытие магазинов сети «Берёзка» в 1988 году, разоблачение парторгов, превративших кормило в кормушку. Долой партократов и начальников! Или вот в забытой ныне, но довольно-таки примечательной картине «Публикация» (1988) травля пожилой учительницы происходит с подачи школьных мажоров. Им противостоят правильные, чёткие пацаны с люберецкой закваской - типичные революционеры с неизбывной тягой к социальной справедливости. И – к перестроечному пафосу. Однако всё это были лозунги, слова, плакаты.

Жизнь оказалась намного сложнее киносказок – именно ребятки из элитного стойла понимали: вся эта Гласность вкупе с Ускорением – только начало. Точнее – повод. Нужен взлом системы, а не капремонт. О, да. Комфортабельная дача, икорное изобилие и загранкомандировка – это, безусловно, круто. По сравнению с провинциальным инженером. Но разве это можно сравнивать …да хотя бы с жизнью преуспевающих адвокатов в Америке? Что можно иметь в обществе с плановой экономикой и с государственной монополией? Только дачу. Машину. Колечко с бриллиантом. Но никогда нам не быть мистерами-Твистерами, владельцами заводов-газет-пароходов! Что там пел Юра-музыкант: «Им хочется, бедным, в Майями или в Париж. / Сан-Ремо, Флорида - о, да, о, это престиж». Не только в Париж, но и на собственном самолёте. Разве интересно быть сыном начальника некоей доходной конторы, если эта контора не перейдёт потом по наследству? Можно обставить пятикомнатную квартиру «улучшенной планировки» любой шикарной мебелью. Водрузить в каждой комнате по видаку и по стереосистеме. Хоть в сортире сделать себе sound и слушать новый диск модной дивы. Но слетать на её концерт? Эх, не балуй, деточка! Тесно и скучно. Поэтому надо ломать и – ломать окончательно. И тогда Плохиши ринулись перестраивать и перекраивать. Перестройка – революция Плохишей, которым хотелось не просто варенья, но – бочку варенья. Притом, в Буржуинстве. А народ? В тот момент он был только «за». Всем остро хотелось жвачку, дисков и джинсов. Не отставать же от фирмовых девочек?! Источник