Все началось в Афганистане. После учебки, он попал туда санинструктором. По собственному желанию. Там он сильно почувствовал жизнь своего сердца. Оно сжималось от страха, дрожало от волнения, разрывалось от тоски по мирной жизни, рыдало и плакало от боли за раненных и убитых сослуживцев, задыхалось от бессилия помочь умирающим и страдающим от ран бойцам. Оно злилось на войну, сердилось на собственную глупость – « зачем я здесь? В чужой стране и на чужой войне!». Оно вспоминало дом и родителей и мучилось болью за их тревожное ожидание. Скорее всего, они знали, где их сын.


Прошло некоторое время. И вот, убили его близкого друга. И друг умер у него на руках. И он пытался спасти его и не смог. И он сидел, отупевший от горя и все гладил друга по окровавленной голове. Они делили с ним все: и пищу, и кров, и тайны, и любовь к Родине, и интернациональный долг. Теперь друга нет. Сердце намокло от слез. Оно скорбело. Но ,что такое сердце девятнадцатилетнего мальчишки? Неопытное и чувствительное. Знавшее только любовь родителей и мирное время. И тут – такое испытание! Он чувствовал, ка сердце беззвучно рыдает, сотрясая все тело, заливает слезами неокрепшую душу. Потом, вдруг, в сердце пришел огонь. Горячий и пылкий. Всесожигающее пламя. Пламя мести. Молодое, горячее, чувствительное сердце вспыхнуло и толкнуло на поступок. Он пришел к ротному и попросил винтовку друга. А друг был штатным снайпером. Ротный воевал уже несколько лет. Без замен и отпусков. Без выходных и увольнений. И только водка отключала его от этой войны. И потерь. И переживаний. Ротный посмотрел внимательно и сказал:

- Может не надо? Месть – плохая мотивация!; Он ответил:

- А как же наши отцы и деды в Отечественную войну? С какой мотивацией?;

Ротный вздохнул и сказал:

- Дурак ты! – но винтовку дал. Только добавил:

- Не подведи! - И все! Больше ничего. Тут же, он почувствовал в сердце груз ответственности. Он теперь не только санитар, но и снайпер. Сердце ритмично и он ощутил легкий холодок, ниточкой пробежавший от сердца к голове.


Потом, был выход на боевые. Засада на караван. И был первый, убитый лично им. Первого он уже никогда не забудет. Было так: он лежал за камнями и наблюдал в прицел. И сердце его бешено колотилось. И тело потряхивало от адреналинового мандража. И дыхание было частым – частым. Он вдруг подумал : «Может не надо?». Но тут же отогнал эту предательскую мысль. И затем, он увидел своего Первого. Тот был уже рядом. Метров 250. И ше, ведя под уздцы животное. И был с бородой. И походил на того, кто убил близкого друга. Сейчас же сердце взбунтовалось. Захотело выпрыгнуть из груди. Как будто закричало, запричитало скороговоркой :«Нет!Нет!Нет!Нет!»

Он сделал глубокий вдох. Медленно выдыхая, волевым усилием послал в сердце образ умирающего друга. Сказал сердцу:«Цыц!». Оно стало успокаиваться. Он медленно щелкнул барабанчиком вертикальных поправок прицела. Сосредоточился на спуске. Плавно повел палец со спусковым крючком. Винтовка неожиданно вздрогнула, но он с амортизировал плечом. Враг упал. Сердце екнуло и исчезло. И он перестал чувствовать его биение. Только пустота и ледяное спокойствие охватило душу. Он перенес оружие на другого врага. Сосредоточился на спуске. Толчок в плечо. Враг упал. Перенес не следующего. Сосредоточился на спуске… и так он переносил, стрелял, переносил, стрелял, менял позицию, перезаряжался и опять стрелял. Казалось, прошла вечность. Удар по плечу вернул его в ощущения. Он увидел лицо ротного. Ротный сказал :«Ну ты брат даешь! Восемь двухсотых – за 2 минуты!». Ротный, разгоряченный боем, радостный от отсутствия потерь, хлопал его по плечам, обещал представить к награде. А он стоял ошеломленный, ощущая легкую тошноту, и никак не мог понять, куда делось его сердце. Да, оно билось. Да, оно, несомненно жило. Но оно стало каким – то другим. Более тихим что ли. Или нет. В нем появилось, какое то легкое обледенение. И оно стало тихо шептать, в такт своего ритма – «у-бий-ца-у-бий-ца-у-бий-ца». Он снова, волевым усилием вызвал образ умирающего друга, и сердце затихло.


Затем были и другие убитые им враги. Затем, прибыл молодой санинструктор, и он стал штатным снайпером. Его несколько раз наградили. Прицельная стрельба по людям, стала привычной работой. Второй и основной военной специальностью. Он уже никого не перевязывал, не спасал. Только стрелял. И делал это очень хорошо. Даже лучше чем спасал. Результативнее. А сердце… оно стало сухим, прохладным и послушным. Глубокий вдох, медленный выдох, сосредоточение на спуске и … попадание. Враг убит. В душе тишина, сердце молчит и никаких переживаний.

Затем был дембель. Встреча с родителями, младшим братом, сестрой. Сдержанная радость отца. Слезы матери и ее понимающие глаза. Попытки пробиться к его сердцу. И мамин плач : «Бедный! Бедный, погибший мой сыночек!». Но сыночек был спокоен. Ему не снились кошмары. Он не просыпался в холодном поту и не рыдал беззвучно в подушку. Он вообще забыл, как плакать. И даже, когда погиб его младший брат, он только сделал глубокий вдох, медленный выдох и обрел спокойствие. И снова мама глядя ему в глаза, со слезами в голосе все повторяла:«Бедный! Бедный, погибший мой сыночек!»

Потом, он продолжил учебу в гражданском вузе. Получил диплом специалиста. Сердце редко беспокоило его. Только обычные, бытовые волнения. Так – ерунда! Глубокий вдох, медленный выдох, сосредоточение на том, что делаешь, и – порядок. Потом, он встретил ее. Свою будущую жену. Сердце вдруг кольнуло и забилось громко. Он, сначала удивился. Потом, почувствовал, как потеплело в сердце. Потом жизнь стала наполняться красками. Затем, он почувствовал любовь. Она поглотила, размягчила, и разогрело его сердце. Сердце снова стало разговаривать, а он слышать его и внимать ему. Сердце стало петь. И страдать. И радоваться. И даже могло всплакнуть украдкой. Он вдруг увидел в маминых глазах радость. И еще заметил, как она постарела. Он стал обнимать при встрече отца. И увидел солнце.

Потом была свадьба, радость рождения дочери, переживания за своих близких, свободное, не волевое дыхание полной грудью. Без сосредоточения и концентрации. Затем, после рождения второй дочери, рухнула страна. Жить стало труднее, но радость еще оставалась. И он чувствовал, не только свое сердце, ни сердце всей страны, своих родных и близких, своих друзей. И тогда, его жена совершила ошибку. Она стала упрекать его в том, что он мало зарабатывает, по – сравнению со своими однокашниками, которые стали торговцами, в том, что они плохо живут, что он тоже должен что – то сделать. Например, тоже стать торговцем. А он уже стал неплохим специалистом в своем гражданском деле. Только платили за это мало. Но он честно выполнял свои обязанности. А жена продолжала укорять. И сердце его, сначала заныло, как заболевший зуб, потом стало страдать от бессилия и тоски. Потом, он стал вспоминать войну. Ее простоту и понятность. Отсутствие лжи. Ее категоричность и прямолинейность. И стал он выпивать. И к прежним упрекам, приложились новые. И стало сердце его, жить в унынии и тоске. И опьянение перестало приносить радость, а только злобу и раздражение ко всему миру. И мамины глаза опять наполнились слезами и болью. И снова он услышал: «Бедный! Бедный, погибший мой сыночек!».

Потом началась другая война, и объявили службу по контракту. И он ушел на войну. И была Чечня. И опять его с восхищением хлопали по плечу :«Ну ты брат даешь!». И вновь он овладел своим сердцем. И давал ему команду :«Тихо!», и оно умолкало. Затихало, онемевало, как после укола анестезии, перед удалением зуба, онемевает десна – неприятно, но и не больно. И стало сердце его остывать. И теперь, перед работой, он чувствовал только легкий холодок. Его воля стала железной, а разум спокойным и холодным. Количество наград росло. Количество друзей уменьшилось. До нуля! Да и зачем друзья? Только лишние переживания, которые отвлекают от работы.

Прошло время. Случилось возвращение домой. Чужие глаза жены. Радостно – испуганные глаза детей. Слезы матери : «Бедный! Бедный, погибший мой сыночек!». Через некоторое время он встретил своего афганского сослуживца. Тот предложил работу. По специальности. По военной. Только не на войне, а здесь, на гражданке. Хорошо оплачиваемую. Очень хорошо. К сердцу подкатила тошнота. Он возмутился. Резко ответил :«Я солдат, а не убийца!» Сердце забилось. Но друг сказал :«Везде есть враги! Здесь у нас своя война! Ты же один из лучших в своем деле!» Тогда он привычно вдохнул, медленно выдохнул, сосредоточился на предложении, принял заказ и взял аванс. Это были такие деньги! Он даже представить себе не мог, что можно столько зарабатывать тем, что он делал столько лет, за железки на грудь. Затем были удивленно – круглые глаза жены. Вопросительные! Он взглянул на нее пристально, и она все поняла. И снова совершила ошибку. Она взяла деньги. И они стали жить, по- другому. Богато! Можно даже сказать шикарно! Жена ходила гордая и объясняла наличие денег, работой мужа на иностранную компанию. Дети учились в «престижных» учебных заведениях. Сердце молчало. И только мама при встрече плакала: «Бедный! Бедный, погибший мой сыночек!»

Через некоторое время «заказали» и его. И когда чужая пуля ударила в его сердце, он почувствовал как сердце, громко прозвенело и рассыпалось на множество сухих, стеклянно – ледяных осколков. Затем, душа его вырвалась из тяжелых телесных оков и вспорхнула ввысь, через темный тоннель, через пролетевшие вмиг воспоминания всей жизни, прокрутившихся калейдоскопом образов и чувств, туда наверх, к теплому и ласковому свету, яркому и оживляющему, к любви и радости. И радость вдруг наполнила его душу. И чувство облегчения. И необычайное ликование. И надежда. И чье - то присутствие. Но внезапно, душа его затряслась, завибрировала в ритмичном крике, так же как, когда то и его сердце, плакало, повторяя –«у-бий-ца-у-бий-ца-у-бий-ца…». И услышал он всей душой, всем своим существом голос, так похожий на мамин –«Бедный! Погибший, погибший мой сыночек!».

Брест88