Частенько, скользя вдоль по полотну сети, я натыкаюсь на граждан диаметрально противоположной патриотической ориентации. С одной стороны стоят лютейшие русские патриоты – обмотанные от подколенных сгибов и до темечка гвардейскими лентами, из шланга поливающие слёзы о судьбах преданного Путиным Донбасса. Через канаву сгрудились, отсвечивая узором генетического кода и попахивая коричневым гноем гiдностi, их принципиальные враги. Лагеря, особенно в сетевом пространстве, люто друг друга ненавидят, обещают резать головы, пить квас на пыльных развалинах и дойти до Збруча либо Урала.

Аналогичную толерантность лагеря демонстрируют и по отношению к своим соотечественникам. Только ты посмел иметь хоть на йоту отличное от табора мнение, как на грудь тебе тут же вешают сияющий позолотой сертификат агента СБУ, либо Путина.

Как человек, отдавший годы службе и жизни на Донбассе и знакомый с его реалиями тогда и сегодня, позволю себе рассказать вам, уважаемые друзья, три истории.

История первая.

На комендатуре был молоденький сержантик. Людей было много и в пору службы он ничем особенным не запомнился, за что ему большое спасибо, потому как обычно подчинённые отрезают кусок твоей памяти и заливают туда ведро говна и проблем.

Когда на месте началась заваруха и комендатура уходила в сторону Харькова, сержант, назовём его Женя, не ехал вместе со всеми в Урале, а сидел на крыше напротив и свистом подгонял уходящих (уже бывших) сослуживцев. Когда отгремели летние бои 2014 года, а ВСУ просушили в первых котлах, жизнь на месте началась по новым правилам.

Зимой 2015 года Женю убили. Он погиб не на передовой, а в разборках разномастных отрядов ополчения, «казаков» и прочих, деливших чёрный бизнес поставок угля на Украину.

История вторая.

В подчинении у меня был старый прапорщик, назовём его Гоша. Незадолго до войны он протащил на службу своего совсем ещё щенявого сына Тараса. Пограничники с Донбасса уходили заранее – все уже знали, что будет месиво и из Киева была дана команда выходить, забрав оружие. Во время перегрузки оружейки в автомобили пропало шесть автоматов.

Гоша, которому вот-вот светила пенсия, ушёл, а Тарас остался. Первого, как неблагонадёжного «сепара» законопатили в какую-то жопу мира, а второй отчаянно воевал в составе ополчения. По рассказам, неоднократно ходил в составе ДРГ через линию фронта, был ранен. Сейчас Гоша сидит в Киеве с украинской пенсией, а возмужавший Тарас, невзирая на хрестоматийно украинское имя, продолжает служить молодой республике. При помощи самых невероятных ухищрений отец и сын поддерживают отношения.

История третья.

Служили два товарища, как в той самой песне. Олег и Витя. Крепко дружили семьями многие годы, крестили друг дружке детей, ездили на рыбалки и на убогий отдых в районе Седово.

Потом Олег ушёл в сторону трызуба, а Витя остался. Оба не воевали, работы хватало и в тылу. В какой-то момент в молодой республике стали проводить ревизию жилого фонда и национализировать (или как-то так) квартиры, пустующие после ухода «укропов». Когда дошла очередь до пустой квартиры Олега, его друг пришёл и твёрдо сказал: я здесь живу, квартира не пустует.

И когда у Олега умер отец, Витя похоронил его, как своего – справил поминки, памятник, панихиду. Потому что друг приехать мог только в плен.

У этих трёх историй нет никакой морали, ни глубокой, ни простой.

Жизнь в чёрно-белой гамме, где есть однозначно хорошее и однозначно плохое, проходит только у восьмибитных мармозеток. Все остальные видят в ней множество полутонов и оттенков, да и сам жгут времени регулярно шмякает нам в морду вчерашние наши «железные» убеждения и идеи.

(Все имена героев изменены. Люди причастные узнают реальные прототипы, все прочие могут спокойно считать написанное авторским вымыслом)

Сергей Савчук